class="p1">Но души каких земных людей, нашедшие приют мягкого упокоения и не порвавшие со своей прежней деятельностью, обитают в лимбе под сенью сменяющих друг друга благоприятных мая и сентября планеты Хирам – Альфа и Омега? Перечислять их можно долго, но следует назвать души наиболее ярких и известных личностей, некогда пребывавших на земной поверхности, в том числе нескольких апостолов из семидесяти, под грузом обстоятельств, а не по злобе, вернувшихся обратно в иудаизм и формально усомнившихся в Божестве Сына Человеческого, константинопольского патриарха Нестория, классического философа и неоплатоника Прокла Диадоха, его последователя в позднем средневековье Георгия Гемиста Плифона, основоположника Общества Иисуса Игнатия Лойолы, чересчур доверившегося человеческим средствам достижения цели и пренебрегшего провиденциальным началом, великого автора «Математических начал натуральной философии» Исаака Ньютона, многие годы колебавшегося в своих воззрениях на христианство, начав с арианства и в конце концов исповедуя монархианство модалистского толка, великого физика Роберта Оппенгеймера, руководителя Манхэттенского проекта и создателя ядерного оружия, по существу, открывшего новую эпоху в существовании человечества, и мн. др. Из душ наших соотечественников стоит отметить принадлежавшие отцу Леониду и сыну Даниилу Андреевым, Александру Блоку, Андрею Белому, Константину Бальмонту, Владиславу Ходасевичу, Якову Голосовкеру, Михаилу Булгакову… Здесь же по неведомой нам причине оказалась и душа протоиерея отца Александра Меня, впрочем, продолжающая заниматься оставленной на Земле богословско-публицистической деятельностью. А поскольку душа на ХАО существует в создаваемой ей голограмме как в коконе, то отец Александр Мень видится в проекции своей души посреди раскаленных скал и песков Синайской пустыни в отблесках южного заката, жительствующим в пещере, куда помещена его келья, наполненная библейскими свитками и средневековыми инкунабулами. Подобно Иисусу Навину, он желает войти в Землю Обетованную, но нечто препятствует ему сделать это. Всякий раз, намереваясь навек покинуть свою келью, неизменно существующую в знойном вечернем пейзаже, он возвращается назад к своим свиткам и манускриптам и, не испытывая никакой жажды, продолжает внимательно перечитывать их и размышлять порой вслух, но всегда по-древнееврейски над только что воспринятым. В Землю Обетованную его не пускает тяга к познанию, ведь, в очередной раз вернувшись, он обретает новую когда-то утраченную инкунабулу и, поедая глазами артефакт, старается ее одолеть от корки до корки. Вероятно, еще в земном существовании libido sciendi превзошло в нем веру, продолжая его преследовать уже в потустороннем пределе. Со своей стороны, душа подмастерья Якова Голосовкера с момента своего прибытия на ΧΑΩ пытается встретить душу мастера Михаила Булгакова, обитающую вместе с душой Елены Нюренберг в уютном одноэтажном особняке с колоннами, исполненном в классическом стиле русской усадебной архитектуры начала XIX столетия и возвышающемся на пологом берегу живописного озера Адбала в глубине разросшихся ив преклонного века. Из особняка почти всегда доносились мелодии и арии бессмертной оперы «Волшебная флейта» Вольфганга Амадея Моцарта, столь любимой мастером Михаилом Булгаковым еще при жизни. Чтобы встретить обожаемую пару, душе подмастерья Якова Голосовкера приходилось обходить озеро, она видела издалека силуэты Михаила Афанасьевича и Елены Сергеевны, но, оказавшись снаружи дома у колонн, внутри его все замирало, а след присутствия великой пары скромно отражался в последних минорных нотах пьесы для клавесина – и воцарялось безмолвие, усиливаемое туманной свежестью, тянувшейся с песчаного озерного пляжа. В который раз прибыв на порог булгаковского особняка в лимбе планеты их упокоения, он обнаруживал одну и ту же записку, лежавшую рядом с крупным черным котом, неизменно потягивавшимся, но сверлящим душу Голосовкера каким-то леденящим пронзительным взором. «Бегемота трудно не узнать, хоть он и рыцарь», – мелькала мысль в душе Голосовкера; после чего в очередной раз прочитывалась та же выведенная женским каллиграфическим почерком записка на дорогой бумаге с водяными знаками в виде двуглавых орлов: «Уехали на премьеру «Сна в летнюю ночь», которую дает сам Вильям Шекспир. Просим извинить. М. М. и Е. Н.». Популярность этого произведения великого английского драматурга, по-видимому, объяснялась тем, что лето на ХАО никогда не бывает, а инициалы почему-то всякий раз расшифровывались как мастер-масон и Елена Нюренберг, что соответствовало действительности… И так по кругу: душа подмастерья Якова не могла встретиться с душой мастера Михаила, задаваясь вопросом, сколько ей еще ходить в подмастерьях под суровым блеском глаз Бегемота на погруженной в лимб планете Хирам – Альфа и Омега.

Однако еще до вселения сюда души протоиерея Александра Меня настал день в земной истории, своей катастрофичностью и отраженным от Земли светом сумевший повлиять на поток замедленного времени на ХАО, хаотично смешав его в нескольких местах – так стала не просто возможной, но неизбежной встреча душ мастера Михаила Булгакова и подмастерья Якова Голосовкера. Парадокс заключается в том, что свое земное бытие Голосовкер и Булгаков провели рядом друг с другом: оба родились в Киеве и учились в Императорском Киевском университете святого Владимира в одни и те же годы, а позднее переехали в Москву, где опять же жили в столице неподалеку; один киевлянин врач, а второй – сын известного киевского лекаря. Несмотря на всю свою географическую близость их пути никогда не пересекались на земном плане и с рукописями друг друга они не могли познакомиться по чисто объективным причинам – и тем удивительнее находить поразительные параллели в ранней редакции «Сожженного романа» Якова Голосовкера с «Мастером и Маргаритой» Михаила Булгакова. Создается даже впечатление, что сюжет ими взят из одного источника, уж никак не являющегося литературным, что, впрочем, доказано исследователями, в том числе Мариэттой Чудаковой: скорее, он духовного мистического характера и связан с посвятительными легендами русских франкмасонов, тамплиеров и розенкрейцеров, которые мог знать от своего отца, русского богослова и историка церкви, Михаил Булгаков, а Яков Голосовкер, будучи учеником киевского профессора греческой словесности Адольфа Сонни (1861–1922). Вероятно, источник этот устный и тяготеющий к степени Князя Розового Креста Древнего и принятого шотландского устава франкмасонства, либо пришедший обоим выдающимся русским писателям непосредственно с тонкого плана. Его литературно-художественное воплощение и определило одного мастером, а второго подмастерьем…

Это случилось 26 апреля 1986 года, когда электромагнитный импульс ядерного взрыва четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС, пройдя пространства, достиг планеты Хирам – Альфа и Омега, не просто нарушив размеренное течение ее времени, но на несколько мгновений остановив его, вследствие чего души увидели друг друга в негативном свечении, и на какое-то не столь продолжительное время стали возможны нечаянные непредписанные встречи тех из них, которые были знакомы по земной жизни. Ну а душе Якова Голосовкера представилась наконец оказия узнать душу своего земляка и университетского однокашника Михаила Булгакова. Уже по обыкновению обогнув озеро, она увидела статную фигуру души Михаила Булгакова, стоявшую на