изменника Кмиты-Чернобыльского в своих превратностях с теми же моими соотечественниками – польскими аристократами, ксендзами и шляхтичами. Как знать, как знать… Вообще Кмита, на мой взгляд, это кочующий по земле гений разрушения, но уж как-то слишком он облюбовал, господа, нашу с вами малую родину, сделав ее как бы средоточием морального и телесного тления, опустошения и испепеления – одним словом, Руины, постигшей Украину более чем на четверть столетия во второй половине XVII века, которая, наверное, и повторится вследствие сегодняшнего катаклизма в Чернобыле, – завершила душа графа Ивана Потоцкого, пристально всматриваясь в глаза души Михаила Булгакова, ответившей:

– Меня с гимназических киевских лет терзала загадка одной строки украинского гимна УНР на слова Павла Чубинского: «Украши слава стане пом!ж народами»; хотя, говорят, первоначальные слова суть: «Украши слава стане по-над народами». Почему-то я панически опасался обоих вариантов сей строки и при первой возможности уехал в Москву. И теперь благодаря вам я вижу, господин граф, что за оной строкой вырисовывается образ все того же изменника и подлинного протагониста Руины Филона Кмиты-Чернобыльского – и ведь как все логично получается стать посредством великого предательства сначала «пом!ж народами», а после и по-над народами: даже немецкий национал-социализм не сумел бы достичь такой вершины негодяйства, поскольку оставался верен изначально принятым своим постулатам. Иуда один совершил предательство в отношении Сына Божия Иешуа Га-Ноцри (и нет смысла в этом винить все еврейство, как делают это наши полуграмотные антисемиты), а тут народ, ослепленный бессовестным русским шляхтичем, занимавшимся чернокнижием, благодаря нижайшему предательству и забвению собственного имени становится «по-над народами», одним словом, по ту сторону добра и зла. Вот он, где корень самой Руины, а одновременно культа смерти украинства. Интересно, как бы отнесся к оному снедаемый сифилисом Фридрих Ницше, когда оно – венерический недуг части русского народа, зараженного в дешевом берлинском или венском борделе. Но мало кто из читателей понял образ главного героя из моего романа «Белая гвардия» врача-венеролога Алексея Турбина! Но недуг сей, увы, в веках и подхвачен был благодаря чернобыльскому колдуну…

При этих словах души Арнольда Шёнберга (пресловутого доктора Фаустуса) и Томаса Манна неприветливо переглянулись друг с другом, а душа Булгакова продолжила:

– Друзья мои, сегодня Лазарева Суббота, когда Сын Божий Иешуа Га-Ноцри воскресил Лазаря Четверодневного, и сегодня же Он попустил выйти из-под чернобыльского камня, служившего некогда у славянского племени алтарем Чернобога, шаровую молнию, вызвавшую взрыв четвертого энергоблока Чернобыльской атомной электростанции. Отныне все изменится на нашей земле и, вероятно, это начало конца великого государства, известного нам как СССР, в котором нам довелось жить с Яковом Эммануиловичем и Еленой Сергеевной. Что ж, в обители упокоения и в стенах дворца царственного искусства нам предоставлено время для осмысления событий, уже потрясших или которые еще только потрясут землю, изменив или исправив ход ее истории. Со своей гимназической поры мы знали с Яковом Эммануиловичем, что, согласно народным поверьям киевского Полесья, этот черный камень, находящийся на расстоянии 3 333 метров от Припяти в чаще хвойного леса, должен быть сдвинут, пусть и на сантиметры, чтобы раскрыть кладезь бездны, и скоро мы не узнаем жизнь, оставленную нами на земле, а Киев и Украина, сделавшаяся благодаря большевистским вождям самой богатой республикой Советского Союза и возгордившаяся уже при нашей памяти, очевидно, разделят прискорбную участь Новой Руины…

На этом все души замерли и лишь душа Роберта Оппенгеймера, выйдя из оцепенения, уверенно и мерно процитировала знаменитые слова из Бхагавадгиты:

śhrī-bhagavān uvācha

kālo’smi loka-kṣhaya-kṛit pravṛiddho

lokān samāhartum iha pravṛittaḥ

ṛite’pi tvāṁ na bhaviṣhyanti sarve

ye ’vasthitāḥ pratyanīkeṣhu yodhāḥ

Я Время, продвигаясь миры разрушаю,

для их погибели здесь возрастая;

И без тебя погибнут все воины,

стоящие друг против друга в обеих ратях <…>

(лит. перевод Б. Л. Смирнова)

Помолчав немного и призадумавшись обо всем сказанном, они затем всей честной компанией, соблюдая сосредоточенность, навеянную словами Булгакова и выдержкой из Бхагавадгиты Оппенгеймера, отправились на двух лодках, по форме напоминавших венецианские гондолы, на небольшой остров Кафарон посередине озера, имевший подозрительную для землян величину: 333,3 метра в длину и 333,3 метра в ширину. На острове в обстановке философской тишины и в глубине яблоневого сада располагалась хижина созерцания забвения: в ней обитала душа известного английского эзотерика Артура Эдварда Уэйта, являвшаяся главным садовником, а по совместительству и библиотекарем дворца царственного искусства. Виноградные посадки, простиравшиеся за дворцом, и вина, полученные из культивируемого местного винограда – результат ее неутомимой деятельности. Они увидели ее вышедшей встречать их у хижины в белом розенкрейцерском облачении, очевидно, творившей долгие молитвословия в свежей уединенности яблочных деревьев сродни нашей антоновке. Души четы Булгаковых были очень дружны с душой неутомимого исследователя христианского мистицизма, во дворце ходили слухи, что по ночам ее посещает сама душа волшебника Мерлина, а душа короля Артура приходит к ней на остров в одежде обычного деревенского рыбака. О содержании бесед с душами легендарных героев раннего средневековья душа садовника Уэйта не распространялась даже сдружившимся с ней душам Михаила Булгакова и Елены Нюренберг.

Оказавшись у старой разросшейся яблони слева от хижины созерцания забвения, душа Елены Сергеевны сорвала крупное спелое яблоко, протянув его душе Якова Голосовкера. Как только она ощутила яблоко в своей ладони, так вдруг, откуда ни возьмись, черный ворон спикировал и в мгновение ока выхватил плод из руки души Якова Голосовкера. Бонифаччо хотел было броситься на ворона, но не успел, взявшись с недовольным видом ходить взад и вперед у яблони, грозным мурлыканием прибавляя себе солидности.

Артур Эдвард Уэйт в розенкрейцерском облачении

– Это Феникс, – с легким смущением сказала душа Артура Эдварда Уэйта, – душа ворона обитает здесь, пока не воплотиться снова на земле, а ее место займет душа, пришедшая с земли. Феникс живет на верхушке этой яблони и очень ревниво относится, когда посягают на его имущество, коим он считает яблоню с яблоками. Вот такое упокоение души этой вещей птицы. В общем, ничего нового.

Феникс, обернувшись восвояси и прикинувшись голодным, грозно каркая, неустанно трепал мякоть яблока, усердно оглядываясь на незваных гостей из дворца и косясь на Бонифаччо. Внезапно, вероятно, от усталости общения и всего происшедшего и здесь, и на Земле, у души Якова Голосовкера потемнело в глазах и ей показалась как моментально пожелтели листья на яблоне и стали с шуршанием опадать, и каждый из листьев был исписан строчками из его сожженного произведения