Река! Река… была живой!

Здесь ее сознательное существование было наиболее ощутимым, но ведь уже и раньше Дух задумывался над тем, откуда же Змеи черпают столь огромную силу. Клан, составленный из изгнанников, преступников, ронинов и скрывающихся по чащам ведьм, – откуда бы у него магия столь сильная, что способна была помрачить рассудок даже у Духа? Покалечить ками-покровителя? Эту силу давала река. А если чары были столь сильны здесь, то что же ждет Кентаро у деревни, о которой говорил уродец из бочонка? А что будет, когда он доберется до самого истока?

Он прошел через реку, сжимая в руке Алый Клинок.

Туман, мутящий разум, оживленный безголовый мертвец, уродливый, но разумный рыбочеловек… что еще его ждет?

Ответ пришел быстро.

Ожидал его взгляд мертвых, остекленевших глаз козла. Голова животного, отсеченная и уже засиженная мухами, была кем-то уложена на основание, ранее, видимо, принадлежащее домику для духа. Домик, однако, был разбит, а на его место, как своеобразное издевательство, поместили гниющий череп животного.

В глубине пещеры находились очередные перенесенные сюда алтарики и небольшие святилища. Все они были каким-то образом осквернены – где кровью на алтаре, где сбитой фигуркой божества, а где-то обглоданные падальщиками кости или сгнившие куски мяса лежали там, где должны были лежать святые талисманы.

И впрямь, в сердцах Змей не было ни капли уважения или страха по отношению к богам.

Так кому же они служили? Кто покровительствовал им, давал смелость так открыто бросать вызов богам?

До обоняния Кентаро долетел странный запах. Трупный смрад, смешанный с успокаивающим запахом цветов. Такой поразительной смеси он никогда в жизни не встречал. Дух вошел глубже и услышал многоголосый шепот. Он принял оборонительную позицию, но никто его не атаковал! Кто бы ни шептал в пещере (а он слышал десятки, если не сотни голосов), он либо не замечал Духа… либо попросту пренебрегал им.

Кентаро спустился по скользким камням… и ему снова пришлось подниматься. Он двинулся коридором, иногда буквально протискиваясь между скалами, которые – как ему от испуга показалось – сходились, чтобы его раздавить!

Иллюзия, обычная иллюзия, просто показалось… или все же магическая иллюзия.

Возьми себя в руки!

Он свернул раз и еще раз и наконец вошел в гигантскую пещеру. Шепоты окружали его, лезли в уши, но он не видел никого. Потому что голоса не принадлежали людям.

Фиолетовым блеснул шар света. Он вырос из земли – один, другой, третий! Десятки светящихся шаров, словно лампы, окружили Духа. Их свет почти приобрел физическую форму, отливался в глаза, носы, рты… эти элементы хаотично ползли по шарам фиолетового блеска, чтобы потом слиться в обычные человеческие лица, застывшие в выражении скорби… а потом в целые силуэты – истощенные и чахлые.

Неужели вот так выглядели людские души? Неужели он смотрел сейчас на то, что оставалось от человека после смерти? Неужели священники и монахи обманывали, говоря о том, что после смерти естество человека воссоединяется с природой?

В его голове прозвучала странная, чужая мысль.

«Да!» – кричала она. И одновременно: «Нет!»

Он увидел того, о ком говорил рыбочеловек.

Многоголовый в какой-то момент просто появился в пещере. Выплыл из густой непроницаемой тьмы и материализовался во всей своей величественно-чудовищной форме.

И впрямь у него было семь голов. И сам он действительно был таким же обезображенным уродом, как и человек из бочонка, – сгорбленный, стоял на худых искривленных ногах и столь же искривленными руками удерживал странной формы нагинату. Торс его напоминал перевернутую грушу, узкий в талии и широкий, утяжеленный в плечах… плечах, что несли шишки голов, одни из которых, более развитые, были почти человеческими, другие же едва выглядывали перепуганными глазами из-за спины чудовища. Кентаро обратил внимание на то, что кто-то, то ли издеваясь, то ли, напротив, уважительно, – но постарался придать каждой из голов какие-то черты индивидуальности. Так что одни головы были обвязаны банданами, у других были проколоты уши, была заметна и небрежно надетая старая соломенная шляпа.

Чудовище сделало шаг вперед, и горящие шары душ расступились, как бы с уважением. Оно опиралось на нагинату, и Дух заметил, что оружие это украшено – с древка свешивались амулеты, колокольчики… железная клетка с кадилом, точно такая же, как те, что были привязаны к рукам повешенных далеко позади, на пройденной дороге.

– Это ты и есть Многоголовый? – прошептал Дух.

В его разум немедленно ворвалась чужая мысль:

«Я, это я и есть!»

– Не говоришь? Не можешь разговаривать обычным образом. Не можешь, потому что… – очередная мысль, – не принадлежишь лишь этому миру! Телесно ты здесь, но твой разум… разумы кружат где-то еще, да?

Утвердительно кивнуло все тело чудовища.

– Эти души… сюда попадают все мертвые?

«Нет! – атаковала ответная мысль. – Только те, кого я пожелаю. А сейчас я желаю тебя!»

Он атаковал сверхбыстро, со сверхчеловеческой скоростью. Такое уродливое создание не должно бы двигаться изящно, но нагината заплясала в руках Многоголового… однако не ударила в Кентаро острием, о нет! Будто по ее призыву, измученные души бросились вперед, разинули свои светящиеся рты, желая пожрать Духа!

Тот в ответ ударил Алым Клинком. Оружие просто горело багрянцем, и атакующих призраков отбросило, вымело этим нечеловеческим жаром… Остановился и Многоголовый. Понял, что его противник не является обычным человеком. Что это противник, с которым придется считаться, а может быть… и договориться?

Тем временем Кентаро замер в оборонительной позиции, прижавшись спиной к каменной стене. Переводил взгляд с чудовища на светящиеся души.

А потом чудовище снова заговорило.

Когда-то давно Духу довелось разговаривать с человеком, которого монахи-целители клана Секай излечили от сумасшествия. Болезнь эта, большинством ученых считающаяся заразной и неизлечимой, в тот раз оказалась настолько слабой, что человек вернулся в ясное сознание. И вот он-то и рассказывал, что сумасшествие – это когда будто бы кто-то в голову несчастного силой втолкнул другую, чуждую личность. Мысли ее вытесняли собственные, она распоряжалась телом, словно по праву владея им. Страдание, по его словам, было невыносимым, настолько, что он всерьез задумывался о самоубийстве. И лишь доброта монахов позволила ему выйти из этой беды.

Сейчас именно так и чувствовал себя Кентаро… как тот бедный безумец.

Многоголовый ворвался в его разум. Говорили сейчас три, четыре, пять голосов одновременно. Они были едиными и разными, а Дух чувствовал, что чем дольше они останутся с ним, тем больше он потеряет самого себя.

И в конце не останется ничего.

«Это о тебе она говорила, тебя она ждала».