сыном. Умная. Прилежная. Скромная. И из хорошей семьи. Она неторопливо подталкивала сына к однокласснице изо дня в день. И он не заметил, как однажды угодил в западню, ловко расставленную двумя мягкими женщинами.

Однако выбор быть с Агатой Данил сделал сам. Чтобы позлить Никиту или от безысходности – это не имело значения. Но в какой-то момент он действительно влюбился в Агату. Этого Анна Георгиевна отрицать уже не могла. Чем-то её дочь Данила увлекла. Она видела это по его глазам, видела по выражению лица, когда он целый месяц носил Агату на руках от спальни до гостиной.

И всё же Алевтина Михайловна совершила ошибку. Она пересекла черту и ввязалась не в своё дело. И Анна Георгиевна не стала останавливать дочь и не стала останавливать Алевтину Михайловну, когда та пришла на следующее утро за расчётом. Наумова старшая надеялась, что после ухода домработницы, она наконец-то станет для Агаты самым главным человеком.

– Я напишу Вам хорошие рекомендации. С такими Вас куда угодно возьмут. И если кто-то спросит, буду Вас советовать.

Анна Георгиевна не лукавила и не пускала пыль в глаза. Она говорила правду. Она хотела расстаться по-человечески. И по-человечески отблагодарить женщину за годы добросовестного труда.

Аля смотрела на хозяйку без злобы. Что творилось у неё в сердце на самом деле, она бы не показала ни за какие коврижки.

– Уходить надо вовремя. Агата давно выросла. Я и так сильно задержалась.

Анна Георгиевна согласилась с этим. Она уже мысленно подыскивала приходящую домработницу и первое время собиралась заказывать еду на вынос, а позже просить готовить Вадима. Впрочем, когда Алевтина Михайловна ушла, ей почудился в её словах совсем другой смысл: «Нельзя оставаться там, где тебя терпеть не могут».

В своей комнате Агата стояла у окна. Аля, полностью собранная, робко постучалась в дверь, но вошла без разрешения.

– Если ты прискакала поболтать о Дане, то не трудись. Я и так слышала весь ваш разговор.

Аля вздохнула, но осталась стоять за спиной воспитанницы.

– Ну, и хорошо, если слышала. Его новый номер я положила в твой учебник по биологии.

– Всё сказала?

– Всё.

– Тогда прощай.

– Прощай, Шумелка. Надеюсь, у тебя всё сложится.

– Я не Шумелка. Моё имя – Агата. Ты даже этого запомнить не смогла.

Аля тихонько вышла за дверь. Агата видела в окно её прямую, как струна, спину. Вместе с этой женщиной уходила целая эпоха. Вместе с этой женщиной уходило Агатино детство.

Глава 36

Через пять дней после ухода Али Агата обрезала волосы. Те выпадали клочьями и, в конце концов, засорили слив в ванной. Вадим молчал. Анна Георгиевна тихонько материлась, и в какой-то момент умладшей Наумовой сдали нервы. Она взяла в руки ножницы и срезала всего одну прядь. Ту, что прилегала ко лбу. Хотела сделать чёлку, но не смогла вовремя остановиться. Песочно-русые пряди усыпали весь ковёр в спальне, а сама Агата стала похожей на чижика.

Анна Георгиевна ругалась уже не тихонечко. Анна Георгиевна ругалась в голос. «Волосы-то тебе что плохого сделали?» – кричала она, собирая рассыпанное по полу в пакет из-под мусора. Наумова старшая ждала, что это катавасия с самоизоляцией и карантином вот-вот закончится, и она сводит дочь к трихологу. Агата считала по-другому. Идея подстричься как можно короче была своеобразной местью Данилу. Он говорил, что ему нравятся её волосы и просил никогда их не обрезать. Очередная ложь. Агата теперь не верила ни единому его слову.

Ванная перестала засоряться. На расчёске больше не было клочьев, и Агате как будто стало легче. «Теперь я похожа на чучело, да? – спрашивала она у матери, которая пыталась хоть как-то привести её голову в порядок. Анна Георгиевна только хмурилась да поджимала губы. Агата даже не морщилась. И чувствовала почти равнодушие. Когда-то она хотела быть красивой. Наряжалась в платья. Надевала туфли на высоком каблуке. Скандалила из-за того, что мать не разрешала ей краситься. Сейчас она была готова завернуться в драную наволочку и пойти на улицу прямо так. Без Данила всё потеряло смысл. Без Данила всё стало тусклым и безжизненным.

Самоизоляция никак не заканчивалась. Сначала её продлили до конца апреля, затем на все майские праздники, а потом растянули и на июнь тоже. Анна Георгиевна ежедневно проверяла статистику заболевших и громко критиковала правительство. «Такими темпами мы вымрем не от болезни, а от голода», – сокрушалась она. Вадим молчал. Его престарелая мать скончалась вместе со своей сестрой в первых числах лета, и в «Дикую чайку» в этом году он собирался ехать только в компании сына.

Все выпускники девятых классов получили аттестаты «автоматом». Экзамены одиннадцатиклассников были перенесены на июль. Худо-бедно очные занятия в центре возобновились во вторую декаду лета. Впервые Агата пришла на консультацию в последних числах июня. Было странно сидеть за партой без Данила. Без Данила вообще всё было странным, а временами ещё и горьким. Последние семьдесят пять дней Агата только и делала, что училась. Бесконечно зубрила, писала и повторяла. Встречалась с преподавателями на онлайн-занятиях. Слушала и говорила. Данил к этим урокам никогда не подключался. И Агата не знала, продолжает ли он заниматься с учителями, нанятыми Анной Георгиевной. Мать об этом не упоминала, а сама она спросить не решалась.

После ухода Али он никуда не делся. Она несколько раз видела его в окно. Данил продолжал ждать её на их скамейке. Или у дверей центра. Агате больше не казалось это милым. Агату это раздражало. От Анны Георгиевны он не прятался. Она дважды к нему подходила и, судя по размахиванию руками, кричала и угрожала. Данил оставался на месте. И Анна Георгиевна, глядя на безынициативность дочери, однажды перестала его замечать. И перестала науськивать против него Вадима. Она поняла, что Агата для себя уже всё решила и своё мнение менять не собирается.

На экзаменах они не встретились. Старания Агаты увенчались успехом. Теперь, когда не было ни танцев, ни Данила, ни Али, ей оставалось только учиться. И учёба приняла  всю её большую любовь на себя. Агата получила свою сотню по русскому и девяносто баллов по биологии и химии. И поступила. На бюджет. Как мечтала. Её последнее новогоднее желание исполнилось. Правда, все остальные загаданные ранее пошли прахом.

– Агата?

Она