шла по центру города. Довольная собой и счастливая. Почти. И не надеялась с ним столкнуться. Он выскочил как чёрт из табакерки. Прямо посреди улицы. Там, где они, в общем-то, не должны были встретиться. Всё такой же. Загорелый и широкоплечий. Как раньше. Разве только без широкой улыбки. И с потухшими глазами. Но Агате на это было плевать. Блеск в её глазах тоже давно сошёл на нет.

На нём была серая футболка с рыжим баскетбольным мячом и синие джинсовые шорты. Те самые шорты, которые он когда-то носил в Н***.  В те дни, когда она была по-настоящему счастлива и абсолютно довольна жизнью. От созерцания этих самых шорт ей стало особенно больно и горько.

– Здравствуй.

– Здравствуй.

Он смотрел на неё как-то странно. Как будто впервые видел. Словно спрашивал мысленно: она ли это или кто-то другой? Как тогда, на проклятом концерте для ветеранов.

– Ты обрезала волосы?

Агата провела рукой по своей ультрамодной стрижке. Она сделала её пять дней назад у самого крутого парикмахера города. Стрижка стоила две тысячи рублей, и по словам мастера безумно ей шла. За пять месяцев Агата настолько свыклась с короткими волосами, что и забыла про те времена, когда была обладательницей длинных. А вот Данил помнил.

– Обрезала. А что не нравится?

– Не нравится. Тебе не идёт. Отрасти заново.

Пять месяцев назад она бы обиделась и надула щёки. А ещё убежала. Но сегодня бежать было некуда.

– Меня твоё мнение больше не интересует.

Он дёрнул плечом, но продолжил смотреть на неё не мигая.

– Как ты?

– Всё так же. Всё так же тебя ненавижу. А ты как?

Он усмехнулся, а потом схватил её в охапку и прижал к какой-то стене. Это был особый ритуал их примирения. Когда она дулась, он всегда целовал её у вертикальной поверхности. Жадно, властно и горячо.

Она не сопротивлялась. Сопротивляться Данилу было бесполезно. Куда там?.. Он без труда мог сдвинуть в одиночку целый шкаф. И сейчас он крепко прижимал её к стене. Крепко сжимал её руку. Она не кусалась, не царапалась, не пыталась вырваться. Она просто не отвечала. И поцелуй закончился, едва начавшись.

Он отпустил её, но спустя секунду снова прижал к себе. Обнял и положил свой подбородок к ней на плечо.

– Прости меня, Агата. Пожалуйста, прости.

Она не отодвинулась. Но и не обняла. Её руки порванными ремнями висели вдоль тела.

– Я бы очень хотела тебя простить. Мне бы самой от этого стало легче. Но я не могу. Я не могу тебя простить. Ты меня целуешь, а мне мерзко. Меня будто червяк целует. Или жаба. Ты ведь знаешь, как я их боюсь. У меня перед глазами всегда теперь твоя Лера стоит. И то, как ты целуешь её.

– Мы могли бы начать всё сначала. С чистого листа. Я даже прикасаться к тебе не стану, пока ты сама не попросишь. Буду любить глазами. Просто позволь мне быть рядом.

– А потом через пару месяцев тебе надоест любить глазами, и ты опять с кем-нибудь переспишь.

– В нашей жизни никого третьего больше не будет. Обещаю.

– Ты уже обещал. Тогда в «Дикой чайке», помнишь? Никакой Леры, только Агата. Клялся, что никогда не обманешь. И обманывал раз за разом. – Она посмотрела на его руки. Пальцы были в тёмных пятнах. Видимо, недавно он рисовал и плохо помыл руки. Агата не знала название этой краски. Может, масло. Может, тушь. Но въелась та сильно. – Ты грязный. Ты очень-очень грязный. И я больше тебе не верю.

Он запрокинул голову назад и издал свой особенный полурык-полустон.

– Ну, почему временами ты такая Шумелка?!

– Да потому что у нас от первого до последнего слова всё было враньём. Ты даже встречаться со мной стал по указке Али. И всё за Леру свою переживал. Естественно! Ты же год её добивался. А меня тебе завоёвывать не пришлось. Тебе прямым текстом сказали, что я в тебя втрескалась по уши.

Данил обхватил руками голову и выставил вперёд локти.

– Это тебя-то завоёвывать не пришлось? Да у нас с тобой за десять месяцев, кроме поцелуев, ничего и не было.

– А тебя только это огорчает?

Из магазина напротив вышли трое. Два парня и одна девушка. Шумные. Молодые. Громко и вызывающе смеющиеся.

– Данич! – Один из парней окликнул Данила. Агата подняла голову и узнала Коляна. Рядом с ним стояла Лера. С распущенными волосами. Ярко-накрашенная. В обтягивающих красных легинсах и белом полупрозрачном топе.

– Тебя друзья зовут. – Агата отодвинулась. Данил не оглянулся. Новых попыток обнять её он больше не предпринимал.

– Ты поступила?

– Да.

– В медицинский?

– Да.

– В Москву?

– Нет. У нас. На терапевтическое отделение.

– Почему у нас?

­На языке вертелось: «А зачем мне Москва без тебя?», но вслух она, конечно, сказала, что не захотела оставлять маму.

– Я рад, что ты поступила. Правда. Очень рад. Из тебя выйдет хороший врач.

– Даня! – на этот раз кричала Лера.  И Агата почувствовала, как внутри неё просыпается совсем недавно уснувший вулкан.

– Иди! По тебе вон уже скучают.

Данил взял её за плечи и как следует встряхнул.

– Посмотри на меня, Агата! И не отводи взгляд!

– Что я там не видела?

– Я не поступил. Слышишь? Не поступил…

– В смысле не поступил? – На какое-то время ей показалось, что земля под ногами качается.

– А как не поступают? С математикой только границу переполз, физику завалил. Помнишь, Инна Владимировна говорила: «Чудес не бывает»? И в моём случае чуда не произошло. Последние месяцы я вообще не занимался.

– Ты меня сейчас обвиняешь?

– Я никого не обвиняю. Я во всех своих бедах виноват сам.

Агата скривилась. Ей стало жаль Данила. А ещё она подумала, что сказать про свои беды так же, она бы никогда не смогла.

– Твои родители в состоянии за тебя платить.

– В состоянии, но я не хочу. Пятнадцатого октября ухожу в