– Да, Алюша. Привет тебе от Беркутова, вчера перед ночным дежурством к нему заезжал. – Голос Маринина показался Алевтине слегка напряженным. Приписав это усталости, она решила, что о встрече с Качинским расскажет позже.

– Что Беркутов? Какие еще новости в их ведомстве?

– Голода перевели из частной клиники Ленца в тюремную больницу. Долечиваться после инфаркта будет уже там. Ему таки предъявили обвинение в убийстве жены. Если адвокат на суде докажет неумышленное, срок будет условным. Учитывая еще его состояние здоровья…

– Жаль. Неужели больше нечего ему предъявить?

– Представь, нечего. Даже в избиении Юли не участвовал. Сказал, что вся его вина в том, что не смог остановить горячего кавказского парня.

– Катя звонила. Пришлось ей Сашке рассказать, кто его отец. Может, и лучше, если Голода не посадят. Зачем парню еще такой груз нести?

– Как она?

– Живут с Нани в городской квартире. Говорит, тяжело ей смотреть в глаза свекрови, словно она, Катя, виновата в смерти Равиля. Мнительная она очень. Ладно, со временем все забудется!

– Не забудется, Аль. – Враз помрачневший Маринин отвернулся, чтобы скрыть от нее выступившие слезы.

«Что я могу? Только молча «стягивать» с него эту боль, когда ему становится совсем невыносимо. Как научила меня Ядвига. Я – сильная. У меня все получится». – Аля сзади обняла широкие плечи любимого мужчины и прислонилась щекой к его плечу. Маринин расслабился.

– Витя, – она развернула его к себе, – а ты не забыл, что обещал помочь мне собрать вещи?

Аля задала вопрос, с лукавой улыбкой глядя на Маринина.

– Ты не передумаешь?

– Нет. Качинский показал мне последнее распоряжение Эмилии: если все решится быстрее, чем через год, то вторая часть завещания вступает в силу. То есть уже сейчас мы с тобой можем продать квартиру, разделить деньги пополам с женой и сыном Андрея. Я с ними встречалась, Светлана замечательная, какая-то непрактичная только. Я ей о деньгах, а она все сокрушается, что Андрей так вот ошибся. Ошибся! Похоже, она никак не хочет принять того факта, что он убил человека.

– Может быть, ей так легче?

– Похоже. Очень она его любит, слепо как-то, не признавая за ним ничего, что могло бы разрушить его «светлый» образ.

– Бог с ней. Поляков уехал?

– Да. Ремонт в своей квартире он сделал. Знаю, денег ему в долг дал Качинский.

– Из охраны Поляков уволился, – немного удивленно произнес Маринин. – Он что, другую работу нашел?

– Не знаю… но уезжал он довольный. И – трезвый! – рассмеялась она. – Телефон его есть, можно будет иногда перезваниваться. Давай за стол, Витя, кушать очень хочется! Я не завтракала, тебя ждала!

– Ты слышишь? – Маринин приложил палец к губам. – Там кто-то есть!

Маринин, а за ним и Аля вышли в коридор. Дверь в комнату Ракова закрылась прямо перед ними. Маринин постучал.

– Ну? – Раков резко распахнул одну створку. – Что? Не имею права пройти к себе?

– Здравствуйте, Борис, – Алевтина взяла за локоть Маринина, готового дать резкий отпор хаму.

– Ты здесь больше не живешь, Раков. Не знаю, где тебя носило так долго после СИЗО, но здесь тебя точно никто не ждет! Вещи забрала твоя подружка. Или подружка твоего работодателя Голода, разбирайтесь уж сами! – мягко отстранив Алевтину, Маринин усмехнулся.

Раков осмотрел комнату.

– Ну, и… с вами! – он протиснулся между створкой двери и Марининым, сунул связку ключей Алевтине и неторопливо направился к выходу.

– Ну зачем ты с ним так?

– А как, Аля??? После того, что он с нами сделал? Гнусный тип!

– Согласна. – Алевтина смутилась. – Пойдем, наконец, завтракать. Надеюсь, визиты на сегодня закончились!

* * *

– Аля, ты собираешься работать за городом, в школе?

– Так точно, мой майор. И представь себе, я не сама напрашивалась, Анна предложила мне работу воспитателя. И мне это нравится! Вить, а к чему этот разговор? Вчера еще ты был со мной согласен, даже двумя руками «за». И Гордей Прохоров тебя в охрану берет с удовольствием. И Степка с нами будет. Видишь, Ядвига ему какое будущее нагадала! При президенте страны!

– Вопрос – какой страны.

– Не поняла…

– Разыскали отца Степки. Малиновский не умер в тюремной больнице. Он живет, то есть жил последние пять лет в Штатах. Скончался этим летом. По завещанию все, что у него было, отходит к Степке. С одним условием – жить он должен там.

– Но Степка и твой внук! Он маленький, ему нужна опека.

– Он назначил опекуна. Это – я.

– Ты тоже должен уехать?! – Алевтина не могла поверить. Вот так, просто, одной подписью какого-то Малиновского рушится ее жизнь.

– Ты поедешь со мной.

– Мы не женаты.

– Это легко поправить. Я вот сейчас, сию минуту, делаю тебе предложение. И ты соглашаешься.

– Ты все решил…

– Да, я все решил. Без тебя мне не жить, и я не могу лишить Степана будущего. Не имею права. Не заставляй меня, Аля, выбирать между тобой и внуком. Пожалуйста. Я не могу уговаривать, не умею. Знаю, что тебе будет трудно… – Аля видела, что Маринин боится посмотреть ей в глаза.

– Что трудно, Витя? Уехать в чужую страну? От этого я не перестану быть русской. Хотя какая я русская с предками по фамилии Фальк? – Аля лукаво посмотрела на Маринина.

– Так ты согласна?!

– Маринин, – Аля подошла к нему совсем близко и заглянула в глаза, – ты такой… нечуткий! Как же ты до сих пор не понял, что я за тобой поеду, куда бы ты меня ни позвал! Мне только и нужно было, чтобы ты все решил сам. Нужно для того, чтобы знать, что я не ошиблась в тебе, что я тебе не в обузу!

– Аля! – возмущенно вскрикнул растерявшийся вдруг Маринин.

– Вот только кричать на себя я не позволю, – строго произнесла она, отодвигаясь.

А он вдруг испугался. В последний раз мелькнула мысль, что она передумает.

– Бойся, бойся! Но только люби меня, Маринин, – улыбнулась лукаво Аля.

«Камень с души, гора с плеч, как еще там можно сказать? Нет. Это все мелко. Мир открылся! Второе дыхание, нет, вторая жизнь. Умер – и родился. И несколько минут – между. Не чуткий! Да знала бы она, что я пережил за эту ночь! Ночь после того, как Беркутов рассказал мне о Малиновском. Ночь, когда я жил заново – за себя, за Ольгу. Когда понимаешь, что нет прощения здесь, на земле. Только попытка раскаяться. В том, что упустил, не понял, не разобрался в душе собственного ребенка. И вот оно, прижизненное наказание – жить, потеряв навсегда. И мучиться, что мог, но не сделал, не захотел, слабым оказался. Себя пожалел, ее бросил, кровинушку. Слезы внутри теперь – до собственной смерти! И только светлый луч, подарок небес невесть за что – она, Аля, любовь нежданная. Потерять ее – умереть легче! А она еще шутит!» – озлился вдруг слегка Маринин.