«Маркиза» утонула около двух часов в ночь с субботы на воскресенье 20 августа. К концу того дня, хотя вместе с моим коллегой из больницы Гая мы и осмотрели все тела, нам не было доподлинно известно, сколько находящихся на борту людей погибло. Выживших явно было полно, так что мы питали надежду, что новых тел будет немного.

По закону за все эти тела отвечал коронер, и вестминстерский коронер Пол Кнапман вернулся в Лондон из своего отпуска в Девоне и встретился со мной и старшими офицерами полиции, чтобы согласовать дальнейшие действия с трупами. Будучи коронером, он должен был организовать опознание тел, и мы обсудили, как именно это сделать.

При массовых катастрофах ошибочное опознание является самым большим страхом. Это, очевидно, ужасно для всех, особенно если родственники позже начнут подозревать, что, возможно, они похоронили тело другого человека. Коронер совершенно справедливо хотел, чтобы мы использовали максимально надежные и точные методы идентификации тел. Теперь одним из вариантов идентификации личности стал ДНК-анализ, однако, несмотря на все разговоры о нем за кружкой пива в пабе, ДНК-анализ был для нас тогда все еще недоступен. Самыми надежными методами по-прежнему оставались отпечатки пальцев и стоматологические данные.

Проблема со стоматологическими данными в том, что для связи с нужным стоматологом необходимо, разумеется, сначала узнать имя считающегося пропавшим человека, и лишь узнав имя стоматолога, можно запросить карту его пациента. На исполнение этого запроса может уйти достаточно долгое время, особенно если карту должны прислать из-за границы. Нам же теперь было известно, что люди с вечеринки на «Маркизе» были из разных стран по всему миру. Проблем и задержек в связи с этим было явно не избежать.

Отпечатки пальцев стали нашим первым средством идентификации. Отпечатки пальцев плюс стоматологические данные стали бы идеальным сочетанием. Для стопроцентной точности требуется немало времени, однако коронер сразу решил, что точность в данном случае куда важнее скорости. Что, разумеется, было с его стороны совершенно правильно, хотя я и могу себе представить, каково пришлось обеспокоенным родным.

Люди, которым неизвестно о судьбе своих родных после массовой катастрофы, зачастую не могут понять, почему их попросту не приглашают в морг, чтобы среди жертв трагедии узнать тело своего близкого. Многие родственники жертв крушения «Маркизы», полагая, будто им не составит труда провести опознание, действительно просили пустить их в морг. Я прекрасно понимаю их потребность и логику их рассуждений, однако она в корне ошибочна. К тому же было бы совершенно бесчеловечно допустить подобное.

Людям сложно в это поверить, но после массовой катастрофы нельзя полагаться на визуальную идентификацию, особенно если смерть была связана с получением травм или тело было под водой. Но даже неповрежденные и не пострадавшие от разложения тела зачастую не опознаются теми, кто знал их при жизни. Лишенные жизни, мимики, неподвижные, утратившие свою личность, наши тела выглядят совершенно иначе. Про тела же, проведшие в водах Темзы многие часы или дни, и говорить нечего.

Дело в том, что родственники под действием сильнейшего стресса с большой вероятностью могут допустить ошибку. Они могут опознать тело, которое на самом деле не принадлежит их близкому. Либо же они могут не узнать труп своего родственника. Такие случаи называются ложноположительной и ложноотрицательной идентификацией и имеют место гораздо чаще, чем можно предположить. Спустя какое-то время – а то и по прошествии довольно длительного промежутка времени – опознавшие тело родственники порой начинают переживать, что ошиблись. А затем меняют свое решение. Это может произойти спустя много времени после похорон или кремации, когда наши методы идентификации личности уже бесполезны. Ко всем трудностям, связанным с опознанием тела, следует также добавить и эмоциональную травму, связанную с необходимостью осматривать множество тел в морге, прежде чем найти то, которое, возможно, принадлежит кому-то из ваших родственников. По своему обширному опыту с мертвыми и со смертью в целом могу сказать, что я не смог бы ходить между разложенными рядами жертв трагедии и достоверно опознать свою собственную жену, детей или родителей.

Должен сказать, что вызывать родных для опознания тела и разрешать им на него посмотреть после того, как судмедэксперты и полиция уверены, что установили его личность, – это две совершенно разные вещи. Лично я убежден, что каждый желающий это сделать родственник имеет полное право увидеть тело своего близкого. Крайне жестоко лишать – по какой бы то ни было причине – семью этой возможности лично попрощаться с покойным. Проблема в том, что трупы могут быть изуродованы, находиться в определенной стадии разложения и жутко пахнуть.

Реконструкция тел позволяет многое исправить, однако мы не способны творить чудеса. Таким образом, проходят долгие часы разговоров и обсуждений, демонстраций фотографий тела, прежде чем мы пускаем родных в помещение с телом. После чего также может пройти какое-то время, прежде чем родные все-таки посмотрят на тело. Очень важно проводить подобную подготовительную работу с родными. Точно так же, как важно заботиться о них и проявлять к ним сочувствие. Никакие наши действия не должны усилить полученную ими эмоциональную травму.

Ненадежной является не только зрительная идентификация, но и использование подвижных индикаторов, таких как одежда, ювелирные украшения или кошельки. Их можно использовать лишь как вспомогательные средства идентификации личности, потому что люди могут меняться украшениями или присматривать за кошельками друзей. А чтобы средством опознания была одежда, нам необходимо в точности знать, во что была одета жертва в момент смерти, основываясь на описаниях других людей, которые редко, когда удается получить, а если и удается, то их точность оставляет желать лучшего.

Несмотря на эти сложности, коронер был готов на визуальную идентификацию и использование мобильных индикаторов – но только в отношении тел, которые были извлечены непосредственно с «Маркизы», и лишь при условии отсутствия признаков разложения. Во всех остальных случаях коронер запретил полагаться на мобильные средства идентификации тел.

В ходе нашего разговора коронер заключил, что нашим основным средством опознания тел будут отпечатки пальцев. Когда был составлен полный список предполагаемых пропавших без вести, полицейских направили по домам (если, конечно, отпечатки потенциальной жертвы не удавалось каким-либо образом обнаружить в базе данных) для сбора личных вещей пропавшего с целью снятия отпечатков пальцев, чтобы потом сравнить их с отпечатками тел в морге.

Проблема была в том, что эти люди утонули. Тела многих были повреждены, будь то подводными хищниками или в результате удара о камни, мосты, суда или любые другие препятствия под водой. На телах утопленников наблюдаются все те же изменения цвета кожи и вздутие, что и при обычном процессе разложения, а вдобавок к ним также и ряд других быстрых изменений на коже. Даже в случае извлечения тела в течение первых нескольких часов наличие тех самых «рук прачки» может значительно усложнить снятие отпечатков пальцев, а в случае полной потери кожи на ладонях – что называется обнажением – снять отпечатки с глубоких слоев кожи, с дермы становится практически невозможно.