– Так, дальше, – поторопил Гоша, когда парни из милиции между собой переглянулись и снова уставились на него. – Это я к тому, что у нас все девушки симпатичные. Более точных координат нет?

– Ее зовут Виктория. Узнаешь?

Рука капитана Грибова – это Гоша успел прочитать в удостоверении – снова нырнула в карман и извлекла оттуда фотографию. Фото было групповым. Пять человек в каком-то офисе. На переднем плане солидный темноволосый мужик с начинающим выпирать пузцом. Слева от него толстушка с кудряшками и громадной розой на лацкане пиджака. А справа…

Вот оно!!! Вот и сомкнулись темные воды с бултыхающейся в ней ледяной крошкой над его головой! Вот и потянули на дно, обмотав его щиколотки и новые ботинки, ворсистые водоросли. И никогда уже, никогда ему не выбраться на поверхность. Никогда не зажить так, как жил раньше – беззаботно и счастливо.

Да, мелким кому-то казалось его счастье! Мелким, недостойным, приземленным, но оно ведь было его личным, и оно его вполне устраивало. Пускай непонятна была кому-то его радость от того, что кофе не выплеснулся на чистую плиту. Что яичница утром не подгорела, и тетка с пустым ведром в подъезде не встретилась. А он радовался. Радовался, копил такие мелочи целый день – счастливый билет в троллейбусе, улыбку продавца в магазине, вовремя моргнувший сигнал светофора, позволяющий перебраться на другую сторону улицы, – и к вечеру чувствовал приятное удовлетворение проведенным не по-пустячному днем.

Мелко? Приземленно? Ничтожно?

Пускай так, но хорошо и покойно.

А теперь что?! Теперь что с ним будет? Не эти, так другие его за ноги на дно потянут. А там не поймаешь солнечного зайца циферблатом часов и не пошлешь его в глаза сидящей напротив в автобусе модницы. Там не сварить манной каши и не возликовать, что вышла та без комков.

Там будет темно, холодно, противно и мокро. Да что это он городит! Там не будет вообще ничего, потому что его не будет!

Конечно, он узнал девушку, что стояла справа от темноволосого солидного мужика. Она была симпатичной, и даже очень. Вчера она, правда, выглядела расстроенной или даже рассеянной, и от этого несколько тускнела ее привлекательность. Но не узнать ее Гоша не мог.

– Вижу, что узнал. – Грибов стремительным движением через стойку схватил Гошу за рукав и потянул на себя. – Не смей врать мне, понял!!!

– И не думал, – заморгал несчастный Гоша, у которого так и плясала, так и бултыхалась перед глазами черная вода с мерзкой снеговой крупой. – Что надо-то?

– Видел ее вчера?

– Видел, – закивал Гоша.

Парни из милиции снова переглянулись. Причем Гоше показалось, что капитан с облегчением выдохнул. Знал бы он…

– И что скажешь?

– А что скажу? – Гоша обнажил в вежливой улыбке зубы. – Очень привлекательная особа. Одета была, правда, как-то не очень. Такое ощущение складывалось, что наряжалась на скорую руку.

– О, да ты наблюдательный у нас, Георгий Панин, – похвалил второй парень и подсел к первому. – Это хорошо. Виден глаз профессионала. Давно работаешь?

– Пять лет уже, – признался Гоша и тут же закусил губу.

Надо было ему про тряпки ее болтать, идиоту! Сразу его похвалили. А раз похвалили, значит, поняли, что от его глаза наметанного никто и ничто не ускользнет. Это, конечно, чистой правдой было. Он порой подмечал то, что камеры слежения в холле засечь не могли. А он вот засекал, хотя и в холл не выходил. Ему ведь одного взгляда было достаточно. Вот и вчера тоже… досмотрелся, блин!

– Хорошо платят? – продолжил нести пургу второй оперативник.

– Не жалуюсь, – буркнул Гоша, не зная, как себя вести с этими ребятами.

Вроде и по-доброму они с ним. Но это ведь пока, а дальше что? Как начнут руки ему заламывать да оружием бряцать… Хорошо что в баре пока никого почти нет.

– Чаевые опять же… – Тот, второй, подмигнул ему. – Хорошие чаевые бывают, а, Григорий?

– Георгий он, – поправил товарища Грибов, наморщив лоб. – Так хорошие чаевые, Георгий, уважь любопытство моего коллеги?

– Чаевые… – проворчал Гоша, с усердием вытирая десятый по счету стакан, хотя этого и не требовалось, смену ему сдавали всегда на пять с плюсом. – Когда как чаевые… Думаете, все прямо хотят одарить! Сами-то отстегнете? А-а, я так и думал.

– А Виктория чаевые тебе дала? Не скромничай, ругать не станем, – заулыбался капитан Грибов.

Но лучше бы серьезным оставался, от такой его улыбки кровь останавливалась у Гоши в жилах и сердце принималось стучать где-то под коленками.

– Да какие чаевые, господа, вы о чем?! – возмутился он. – Она за мартини не расплатилась, а вы чаевые!

– А что так? Денег у нее с собой не было?

Грибов еще шире улыбнулся, и Гоша понял тут же, что пропал. Пропал окончательно и бесповоротно, потому что проговорился ненароком. Так задешево! Так глупо! Эти опера пальцем едва шевельнули, а он уже, как арахисовая скорлупка, раскололся…

– Ушла она, но вроде не совсем. В туалет будто. А оттуда не вернулась, – забубнил он и тут же почувствовал, что краснеет и что душно ему так, хоть окна в баре выбивай.

А все почему? Все потому, что Грибов этот мерзкий продолжал смотреть на него с поганой своей улыбкой, за которой могло скрываться все, что угодно. От обычной вежливости до желания сломать ему – Гоше Панину – позвоночник.

– Григорий… – мягко вдруг заговорил Грибов.

– Георгий я! – подсказал с обидой Гоша. – Можно просто Гоша, если сложно запомнить!

– Извини, старик, страдаю забывчивостью, – покаялся Грибов, но ведь врал, врал стопроцентно. – Так вот что я хотел тебе сказать, Гоша…

– Что?

Панин Гоша вытянул шею и напрягся. Ну, говорил бы уже, чего тянуть-то! Начал, и замолчал, и башкой туда-сюда крутит, по сторонам все смотрит, и все мимо него.

– Я сейчас пивка попью у тебя самого лучшего. Да не бойся ты, за свой счет, не за твой. И пока я буду пить, ты будешь быстро соображать.

Грибов поднял указательный палец кверху, потом медленно начал его наклонять и целиться в Гошу, и прямо ему между бровей. Потом дернул им, сделал едва уловимое движение губами, следом дунул на кончик пальца и произнес:

– Быстро, очень быстро ты сообразишь, что должен сказать мне и вот моему товарищу всю правду. Правду, Гоша!!! Если мне что-то не понравится или я заподозрю тебя во лжи, то… – И Грибов снова повторил трюк со своим указательным пальцем. – Я тебе вышибу мозги!.. Ой, да не бледней ты так! Я не стану в тебя стрелять! Я посажу тебя по подозрению в убийстве, и, когда ты будешь сидеть у меня по подозрению в убийстве, я стану вышибать из твоих хитроумных мозгов всю правду. Идет?

– В убийстве?! – ахнул Гоша и глупо захихикал, прикрывая рот вытертым до блеска бокалом для вина. – Да вы что, ребята, очумели, что ли?!