Моррис наклонился вперед.

— Вы хорошо себя чувствуете?

«Нет, в его жизни больше не будет ничего хорошего».

— Да, все прекрасно.

Человек напротив кивнул, но по его взгляду было видно, что он не поверил Гэвину, — и вдруг Гэвин почувствовал желание убежать. Ему захотелось глотнуть свежего воздуха и скрыться от чуткой внимательности Морриса. Этот человек славился своей проницательностью.

Гэвин откинулся на стуле, но Моррис наклонился к нему.

— Постойте. Уделите мне минутку вашего времени.

— Не знаю, есть ли у меня минутка, — не церемонясь, ответил Гэвин. В конце концов, он деловой человек. Редкие люди задают ему вопросы.

Моррис не принадлежал к числу таких людей.

— Что с вами? Вы больны?

Гэвин почти кивнул в знак согласия, но лгать было не в его натуре.

— Я думаю об одном деле.

— Вы не хотите жениться на мисс Чарнок?

Гэвин осторожно просил:

— Что навело вас на эту мысль?

— Ну, когда я сел рядом с вами, вы уже были в мрачном настроении, но при упоминании ее имени положительно побелели.

— Она очаровательная молодая леди.

— Уверен, что так и есть, но мы говорим не о ней.

Столик рядом с ними заняли четверо джентльменов, в двери столовой входили другие члены клуба. Гэвин откинулся на спинку стула. Большинство из этих людей были ему знакомы. Если сейчас он пройдет к выходу, они будут ожидать, что он уделит им внимание, а иначе будут обижены. Лучше остаться с Моррисом.

— Я согласен на этот брак, — сказал Гэвин. Казалось, на этом разговор окончится.

Однако, к удивлению Гэвина, он не окончился.

Моррис внимательно оглядел его, и Гэвин понял, что выглядит не лучшим образом. У него был вид человека, который мало спал и большую часть ночи бродил, пытаясь успокоить свои мысли.

— Расскажите мне об этом, — тихо предложил Моррис.

— О мисс Чарнок? — спросил Гэвин, делая вид, что не понял вопроса.

— Не говорите со мной, как со старым дураком. Я уважаю вас, Бейнтон. Надеюсь, вы меня тоже.

— Тут не о чем говорить, — возразил Гэвин.

— Вы влюблены.

Прямая и точная фраза разгромила всю выстроенную Гэвином защиту.

Он поглядел на Морриса, чувствуя искушение возразить. Ведь все-таки влюбленные мужчины так слабы… А он будет выглядеть самым слабым из всех — мужчина, влюбленный в свою любовницу.

Но, Господи, так и есть.

— Она не останется со мной, — признался Гэвин, и ему показалось, что с этими словами что-то выстрелило в его груди, как распрямившаяся пружина.

И безумные признания полились из него помимо его воли.

— Я почти заставил ее стать моей любовницей. Понимаете, она была мне нужна. С того самого мига, как я увидел ее, ухаживая за леди Шарлен. Я, который всегда был слишком занят, чтобы думать о женщинах. У меня не было на это времени.

— Я понимаю. У нас с вами много общего. Вспоминаю те дни, когда я строил карьеру и создавал свое состояние. Это отнимало все мои силы.

— Сейчас у меня ни на что нет сил, — признался Гэвин. — Вчера вечером я сказал ей, что собираюсь сделать предложение Леони Чарнок. Я объяснил, что мне необходим наследник, что брак будет не более чем деловым соглашением. — Он встретил взгляд Морриса. — Я люблю Сару. Не могу представить себе жизни без нее. Какой я глупец, не правда ли?

— Почему? Из-за того, что вы влюблены? — Моррис снова откинулся на стуле. — Это такое естественное состояние для человека. Пока я не испытал этого с Дженни, я, как и вы, думал, что буду выглядеть слабым. Теперь я знаю, что с ней был сильнее всего. До нее я не жил полной жизнью. Лишь работой и своими самолюбивыми мечтами. Я думал, деньги сделают меня богатым. Она показала мне, что такое настоящее богатство.

— И что это?

— Держать ее в объятиях. Слышать ее смех. Видеть, как она улыбается или даже плачет. Она давала мне почувствовать, что я имею значение.

— С Сарой я становлюсь самим собой.

— Это дар судьбы.

— С мисс Чарнок этого не будет?

Моррис пожал плечами.

— Это только вы можете знать.

Он улыбнулся официанту, который принес им еду и расставил перед ними тарелки. Подождав, пока официант отойдет, Моррис добавил:

— Поешьте. Это поможет вам.

— У меня нет аппетита. Я потерял ее, Файклан. Сара — гордая женщина. Я чувствую, что предал ее. Так и есть.

— Тогда не женитесь на наследнице Чарноков.

— Я должен. Я с ней почти не общался, но матушка и тетя навели справки. Ее родители дали согласие. На меня возложены ожидания.

— Ах, да, ожидания, — Файклан разрезал свой бифштекс. — Отрава цивилизованного общества.

— Я не просто человек, как все. Я герцог…

— Потому что родились первенцем и по счастливой случайности у определенной четы. Я всю жизнь имею дело с аристократией, Бейнтон. Это люди, которые считают ниже своего достоинства марать руки трудом. Или те, что играют в политические игры, чтобы чувствовать собственную значимость. Еще хуже — те, кто ничего не делает, только развлекается да проматывает состояние в игорных домах. Но есть среди них и хорошие люди. — Файклан указал на него концом ножа. — Я был бы рад, если бы вы были моим зятем. Вы тяжко трудились, чтобы поправить состояние семьи. Я знаю, что это была за борьба. И должен сказать, мне нравится ваш брат. Лорд Бен делает счастливой мою Элин. Может, ваш отец был жестким человеком, но он воспитал инициативных и энергичных сыновей.

— Я знаю. — Гэвин снова почувствовал тяжесть в груди. — Я понимаю, что должен сделать.

— Да? — Файклан отложил нож. — У вашего отца отлично получалось говорить одно, а делать совершенно противоположное. Что вы об этом думаете?

— Что он был таким, каким был.

— Нет, это должно дать вам понять, что все эти обязанности и ожидания, о которых все говорят, можно понимать по-разному. Отец Дженни меня не принял. Он считал, что я недостаточно хорош, потому что у меня не было титула, и к тому же я был ирландцем. Он ошибался. Так вот я хочу спросить, считаете ли вы, что люди, которые свысока смотрят на вашу Сару, ошибаются?

— Абсолютно. — Гэвин выпрямился. — Она — самая смелая женщина, которую я знаю. Благодаря ей я понимаю, как трудно женщине выживать одной, но ей это удавалось. Она даже сделала все, что нужно, чтобы уберечь от ужасной судьбы свою племянницу. Она преодолела трудности, которые сломали бы дюжину знакомых мне мужчин.

Господи, само упоминание о Саре, о его восхищении ею, о том, что она привнесла в его жизнь за последние два месяца, и о том, как ее могут воспринять люди, чуть не свела его с ума. Ему хотелось швыряться стульями и поносить узколобые чужие мнения.