— Будь я сапожником, или дьяконом, или любым ремесленником, я бы попросил ее руки и был бы горд, если бы она приняла мое предложение.

— Но как герцог вы не можете просить ее руки?

— Вы же знаете, что нет.

— Почему?

Гэвин нахмурился.

— Она актриса. Люди знают, что она — моя любовница. Так не бывает.

Файклан пожал плечами.

— Конечно, бывает. Были любовницы, которые вышли замуж за своих мужчин и стали уважаемыми леди.

— Не знаю таких. И моя семья тоже.

— Да, но тогда какой смысл быть самым могущественным герцогом Англии, если вы не можете себе позволить делать то, что хотите?

— Файклан, у нее не может быть детей.

Это сообщение заставило его умолкнуть.

— Вы знаете это наверняка?

Гэвин кивнул.

— Дело не только в наследнике. Я всегда представлял себе, что у меня будут дети. Я хочу их.

— И вы уверены, что у нее их не может быть?

— Сара уверена.

— Проклятье. Теперь я понимаю. Простите, друг мой. Это серьезное дело… Однако не все в жизни в нашей власти.

— Но есть то, что в нашей.

— Иметь детей или нет — далеко не всегда в нашей власти. — Файклан сделал глоток портера, затем, поставив свой стакан на стол, немного поглядел на него и сказал: — Дженни хотела кучу детей, но у нее было слабое сердце. Врачи предупредили нас, что если она забеременеет, то это может быть опасно для ее сердца. Я любил Дженни, Бейнтон. Я понял это сразу же, как только увидел ее, и я знал, что с радостью откажусь от детей, только бы она была здорова… Но она не согласилась. Она сказала, что без детей ее руки кажутся ей пустыми.

Гэвин понимал это чувство.

— Так что мы попытались. Было несколько выкидышей. Словно тело Дженни старалось ее защитить. А потом небо благословило нас дочкой Элин, и все прошло очень удачно. — Он говорил, словно заново проживая свои счастливые моменты.

— Когда я это сказал, Дженни рассмеялась. Она все дразнила меня, что я не верил моей бабушке-цыганке.

— Бабушке-цыганке?

— Да, у нее был дар предвидения. Она предсказывала будущее.

— Вы же в это не верите.

— Юнцом я верил. Никто из нас не сомневался, потому что она часто оказывалась права. Она предсказала, что мои внуки будут пэрами. Герцогами, сказала она. Но я любил Дженни. Я знал о ее сердце, но любил ее все больше, Бейнтон. Она была светом в моей жизни. Полная радости, щедрая женщина. Когда я был с ней, мне были не важны никакие предсказания. Мое сердце, даже душа принадлежали ей. И до сих пор принадлежат.

Его взгляд затуманился, и он на миг отвернулся, чтобы собраться с мыслями.

— Можете себе представить, как я был рад, когда ваш отец предложил союз между вами и Элин, — продолжил Файклан. — Дженни была счастлива. Я считал это предсказание чепухой. А Дженни верила. Она гордилась тем, что наша дочь будет герцогиней, что слова бабушки сбудутся. А потом Элин отказала вам, полюбив вашего брата.

— Они действительно созданы друг для друга.

— Да. Я чувствую, что Дженни благословляет их. Я так покоен за них, тем более что вы вели себя более чем достойно.

А какой у него был выбор? Нахмурившись, Гэвин посмотрел на свой остывший бифштекс.

— Что я хочу сказать, ваша светлость, — так это то, что любовь нельзя отвергать. Мои внуки могут быть или не быть пэрами. Моя дочь счастлива, и это — единственное, что для меня важно.

Файклан выпрямился на стуле.

— Когда-то вы спрашивали моего совета. Теперь не спрашиваете, но все же получите его. Вам нужно решить, с чем вы будете жить. Будете ли счастливы через много лет, окруженный своими детьми? Или будете думать о своей актрисе и сожалеть? Не надо проживать свою жизнь в сожалениях, Бейнтон. Это того не стоит, даже если вы имеете герцогский титул.

Гэвин мог бы ответить, что он с детства привык к сожалениям. Отец каленым железом выжег в его душе понимание того, что преимущества герцогского титула превыше всего остального.

Но тут их разговор прервали все утро шпионившие за Гэвином лорд Нейлор и мистер Динуидди, которые просили уделить им минутку, чтобы обсудить билль о военных расходах.

Чертов билль!

На этом Файклан ушел. У него не было желания слушать политические споры.

Гэвин так и не съел свой завтрак. Он выслушал все, что ему было сказано, а затем отправился домой и предоставил себя заботе своего слуги. Сегодня у него был очень насыщенный день — ни одной свободной минутки в расписании, которое составил для него рекомендованный агентством новый секретарь Эндрю Рифли, энергичный и опытный джентльмен.

— Ваша матушка просила после обеда нанести визит мисс Чарнок. Она намеревается сопровождать вас.

Гэвин понял, чего от него ожидают, и сразу вспомнил разговор с Файкланом.

У него не было никакого желания ехать к Леони Чарнок, хотя, без сомнения, она была прекрасной женщиной. Особенно ему не хотелось видеть ее сегодня, за несколько часов до того, как он ожидал увидеть триумф Сары на сцене. Он не хотел отвлекаться.

Сегодня Сару ждет успех. Несмотря на то, что Гэвин не любил театральные постановки, «Беспокойная вдова» доставляла ему истинное удовольствие. Он знал, что у Сары настоящий талант. Завтра он исполнит свой долг и поедет к мисс Чарнок.

А сегодня он собирался отпраздновать успех Сары.

— Перенесите этот визит, — сказал он Рифли.

— На какой день, ваша светлость?

Слова «на завтра» уже готовы были сорваться с губ Гэвина, но вдруг он передумал.

— До моего распоряжения, — ответил он.

— Да, ваша светлость. — И Рифли покинул кабинет.

Гэвин налил себе виски и в уме сосчитал: «Один, два, три».

В кабинет ворвалась матушка.

— Что ты имеешь в виду — не поедешь со мной к мисс Чарнок?!

— Именно то, что ты сказала. Я не поеду. Не сегодня.

— Это из-за той актрисы, не так ли? — заявила герцогиня.

— Отчасти.

— Ты так заботишься о ней, что готов нанести оскорбление одной из самых желанных наследниц города? Неужели ты так глуп?

Гэвин обдумал вопрос матери и ответил:

— Вполне возможно.

Вдовствующая герцогиня едва не топнула ногой от досады.

— Но так не получится…

— Так должно быть, — ответил Гэвин.

Сейчас в нем заговорил не сын, перебивающий свою мать, а герцог. Файклан был прав. Какой смысл быть могущественным герцогом, если нельзя делать того, что доставляет удовольствие?