он у каждого встречного остался. Другом. Врагом. Братом. Любовником. Его запомнила каждая дорога, по которой шлёпали босые ноги, каждый валун, под которым бродяга прятался от хищников по ночам.

Три луны на небе стояли треугольником. Уже остывали девять мертвецов, под утро от которых не останется даже костей – лишь пыль в могучих лапах. В живых остался лишь безымянный, сжимая товарища меча осколок.

«Странно, – сказал Богкар Хар, окидывая хладнокровным взором поле брани, – каждые двадцать лет, в ночь трёх лун, являются девять храбрецов, готовых столкнуться со мной, по одному от племени каждого… А ты, – взгляд остановился на бродяге, – стало быть, десятый… Кто ты? Ты не из их племён. Убирайся прочь, пока я милостив!»

Бродяга не вздрогнул от громогласного Девятого Сына. Не шелохнулся от огромных пылающих глаз. Лишь прошептал в ответ, скрипя зубами от злобы:

«Я уйду только с твоей головой».

И двое схлестнулись в поединке. Молодой мститель, пройдя путь длиной десять лет, учился не жить, а выживать. В нём навыки все сложились в незриму силу. Как меч или копьё чужое ломалось о крепкую кость Девятого Сына, бродяга поднимал оружие погибших товарищей и продолжал сражаться. Измотать, изранить, забрать ещё немного крови в землю – и добить!

Наконец бродяга выхватил из ножен свой клинок: тот самый, что принесён был морем. Острое лезвие клинка прошлось от груди до горла Богкар Хара, затем бродяга вонзил клинок в самое сердце чудовища. То было всего мгновение, перечеркнувшее Урзал Богк судьбу.

«Не может быть!.. – простонал побеждённый Богкар Хар, захлебываясь священной кровью, – Это и есть та плата за нашу щедрость? Вы, неблагодарные, грязные существа…»

Богкар Хар говорил с трудом, но бродяга слушал его внимательно, затаив дыхание.

«Вы, в отличие от нас, богов, несовершенны. Вы низки и глупы, но высокомерны. Единственное, что смогло вас объединить, – это общая угроза, единый враг. Вы не стоили смерти и перерождения моих сыновей, чью кровь вы пролили…»

Богкар Хар затих, умер владыка горы Даж. Погиб от рук ослеплённого яростью мстителя. Бродяга думал, сначала за ложь посчитал последнюю речь чудовища – и только после понял! На колени упал богоубийца в слезах и с бессильным воплем. Меч его чудесный треснул, выпал из руки – и как лёд разбился. Кричал безымянный, теряя силы, ум теряя:

«Что я наделал?! Какую ужасную ошибку я совершил?! Как можно ныне жить создателя убийцей?»

Недолго думая, безымянный вонзил окровавленный осколок клинка себе в грудь, пока до сердца не достал. Со слезами на глазах рухнул он рядом с Богкар Харом, с Богом Высшим, со Смерти братом.

Скончался безымянный.

Весть о победе над чудищем и погибшем безымянным герое пронеслась по Урзал Богк с первыми лучами трёх солнц. Люди собрались со всего острова, чтобы посмотреть на два бездыханных тела, что к сожжению готовили. Из раны Богкар Хара всё ещё сочилась светящаяся кровь.

Один из зевак, узнав в мертвеце-герое бродягу, что в деревне их бывал, воскликнул:

«Я знал этого воина! Он из нашего славного племени! Своим поступком он восславил родной дом!»

Толпа наполнилась выкриками несогласия.

«Нет, постойте, этот бродяга – это наш сожитель, он нашему вождю как сын родной!» – завопил кто-то из толпы.

Так устный спор быстро обратился в драку. Сначала с кулаками, а потом вовсе с обнажёнными мечами бросились друг на друга бывшие союзники. Нет больше никаких союзов – лишь себе примерить подвиг желали мертвеца! Кровопролитная бессмысленная бойня вновь загремела на острове Урзал Богк.

Когда толпа поредела от потерь, обычный рыбак, оказавшийся ближе всех к телам, парой неумелых ударов меча отсёк голову трупу бродяги.

«У меня его голова! Я забираю её себе!» – крикнул он и убежал прочь, тряся трофеем в воздухе.

Одуревшие от крови жители также захотели оставить себе хоть ухо, хоть фалангу пальца от двух бездыханных легенд. Народ устремился к телам, переступая через своих мёртвых соплеменников. Люди рубили и резали героя и бога, растаскивали по кускам.

Ничего не осталось ни от Богкар Хара, ни от одолевшего его мстителя. Священные Дети позабыли уроки дружбы и единства от владыки горы Даж. Алчные, перемазанные кровью своего героя, своих собратьев и собственного творца, Священные Дети оказались отвратительны и убоги. Солнца поспешили скрыться за горизонтом, и только три луны смотрели на костры пустые.

После смерти Высшего Бога, чьё сердце горело пламенем живым, пока не обратилось в камень от увиденной жестокости человеческой, настигла гибель и Урзал Богк. Столетиями гаснул этот малый мир, пока последний рассвет свой не увидел посредь ночи – и обратился в прах.

И только легенды кровожадного мерзкого народа, будь они правдивы или лживы, мёртвым эхом доносятся до нас.

Дикая свита

– Лапа, Лапа! – тщетно подзывал Зубы свою соплеменницу. – Я нашёл! Нашёл ещё кусок!

Зубы нёсся сквозь чащу, полную запахов и звуков самого разного толка. То был лес густой, заросший всюду, кроме пары троп да трухлявых пней вдоль опушки, с трудом проходимый человечьими ногами. Зверь ловко просачивался под валежником, скакал поперёк ручьёв по обточенным камушкам, лишь иногда прислушиваясь к окружающему дикому миру: вдруг по крохотным следам его преследует голодная тварь?

В пасти Зубы держал тяжёлый по крысиным меркам свёрток. Тот пахнул, как вяленое мясо с каплей какого-то снадобья, и вечно норовил выскользнуть из Зубиной хватки. Крыс спешил на встречу с остальными и сильно опаздывал, проклиная ум двуногих и собственную глупость. Впрочем, как и всегда.

Зубам нравилось вести свои поиски в деревнях: там было много вкусных объедков и незнакомых, но интригующих запахов, источники которых стоило непременно погрызть. Местные двуногие в большинстве своём не держали кошек, а бродячие собаки были не чета покойному Вою – единственному Зубиному другу среди свиты господина. Волк и крыса быстро нашли общий язык, в отличие от грозной и неприступной Лапы, коей само присутствие Зубов было предельно противно.

То было чувство взаимное. Котов Зубы терпеть не мог по очевидным причинам. Вражда крысиного рода и рода кошачьего тянулась сквозь вечность ожесточённых битв, страшных предательств и тысяч смертей. И даже зов, коснувшийся звериных ушей, не мог до конца унять врождённую неприязнь между маленькой крысой и большой кошкой.

Но теперь приключения Зубов окончены. Зов сказал, что ритуал состоится уже сегодня, в час, близкий к закату. Владыка желал явиться в последних лучах солнц, а на рассвете вернуться к своим обязанностям. «Ступай к остальным, – молвил он в крошечной серой голове, – вы готовы».

Когда-то Зубы жил простым крысом, что промышлял совершенно