– Не его, – сказала Ли и поджала губы. – Ее.

– Кого? Прокоп?

От произнесенного имени внутри Ли что-то вспыхнуло, ее ноздри раздулись, челюсти сжались.

– На весь факультет физики есть только одна женщина-профессор. Одна. А я была единственной женщиной-претенденткой на премию Бауэра. Я совмещаю физику и вычислительную технику, а по окончании колледжа стану офицером военно-морского флота. Я понимаю, что значит быть женщиной в мире мужчин, ясно? Но думала, что в кои-то веки нашла человека, который оценит меня по заслугам, не заставляя меня по сто раз их подтверждать. Я смотрела на профессора Прокоп и отождествляла себя с ней. У меня самый высокий средний балл по физике, выше, чем у Эрика и Никоса, и я подала отличную заявку.

– Ты злилась, что она выбрала парня?

– Нет, я злюсь, что она выбрала своего парня.

Несмотря на то что слова Ли подтверждали подозрения Кади, для нее они прозвучали странно.

– Она благоволила к нему настолько явно, что даже после того, как Эрик пропустил крайний срок подачи заявки на Бауэра, Прокоп не выбрала себе другого курируемого. У меня было ощущение, что они потрахиваются на стороне, поэтому я была заинтересована в возбуждении дела против Прокоп за сексуальные домогательства. Поэтому я стала следить за ними с фотоаппаратом.

– Так ты преследовала Эрика!

– Нет. Только когда он был с ней.

– И ты снимала их… вместе, в смысле, вместе? – Кади возмутило грубое вторжение в личную жизнь брата.

– Нет, нет, я так и не получила ничего, чтобы использовать, – ответила Ли, не замечая подоплеки.

– И тебе хватает наглости утверждать, что тебе не насрать на его личное пространство? Ты границ не видишь.

– Границы – это привилегия. У богатых людей есть границы, у меня есть ограничения и препятствия, которые надо обойти. Обвинить блестящего профессора в сексуальных домогательствах – это серьезное заявление. Здешний факультет не начинает заискивать, когда им угрожают, у такого вообще-то есть еще последствия. Особенно для таких, как я. Ты и твой брат провальсировали в универ, ваш папочка может платить людям, чтоб за вами присматривали. Моя мать – эмигрантка, мой отец не получал высшее образование. Без курсантской военной стипендии и материальной помощи я бы не смогла себе такое позволить. Если я собиралась сделать громкое заявление о том, что видела, мне нужны были существенные доказательства. Для твоего брата любое участие в этом было совершенно безвредным.

– Безвредным? – К лицу Кади прилил жар. – Он был параноидным шизофреником. И ты считаешь, что выдавать себя за него в Интернете и бегать за ним с камерой – безобидно?

– Я была осторожна. Эрик понятия не имел…

– Ты этого не знаешь.

– Я должна была собрать доказательства…

– Тебя это не касалось!

– Обсуди это со своим отцом!

Кади услышала достаточно. Она перекинула сумку через плечо и поднялась из-за стола.

– Подожди! – Ли перехватила ее за локоть. – Я сожалею, ладно? Правда, и ты не представляешь насколько. Но то, как поступила Прокоп, неправильно. Ни со мной, ни даже с Эриком. Он был уязвим, а такие люди, как она, – хищники.

– А кто тогда ты? – Злость придала голосу Кади твердость.

Кади, едва сдерживая слезы, поспешно вышла из «Гато Рохо». Отчаянно не хотелось верить в причастность отца, но Ли знала слишком много деталей, чтобы рассказанное было неправдой. Решил ли отец взломать компьютер Эрика за спиной матери, или Кади узнала все последней? Она прокручивала в голове аргументы отца и матери о том, как лучше справиться с болезнью Эрика. Они всегда оказывались на разных полюсах. Мать была гипервовлеченным эмпатом, чувствительным к жалобам Эрика, открытым для альтернативного лечения. А отец – сторонником жесткой линии медицины, выступавшим за жестокость из лучших побуждений, чтобы заставить Эрика и дальше принимать препараты. Может быть, он все же переосмыслил свою позицию не жалеть розги?

И роман. Ли не нашла доказательств, но подозрения Кади подтвердились. И все-таки она не ожидала, что все будет так ужасно. Ну, подумаешь, Эрик крутил амуры со своим преподавателем. Это не умаляло его гениальности, и он все равно заслуживал привилегий, которые у него были. Кади радовалась, что у Эрика был человек в этом кампусе, который его любил или, по крайней мере, кому он не был безразличен, кто был рядом с ним, пусть недолго.

Только если драматический тайный роман не усугублял его душевную боль. Может, разрыв подтолкнул его за грань? Если бы только семья знала, они могли бы его поддержать. Как она сама могла так мало знать о том, что происходило в жизни Эрика? Ну, никто ей ничего не говорил. Если ее собственный отец не был с ней откровенен и честен, то кому она могла доверять? Никто не присматривал за Эриком должным образом, и меньше всего…

– Кади!

Она облегченно перевела дух, увидев Ранджу, приветственно машущую рукой и шагающую Кади навстречу. А потом увидела парня рядом с ней.

Раджу ее обняла.

– Знакома с Тедди?

К щекам Кади прилила кровь. Она не могла в глаза ему посмотреть, не то что ответить. У Тедди такой проблемы не было.

– Конечно, знакомы. Кади – мой собутыльник.

И он тоже ее обнял. Тело Кади застыло, словно повинуясь сигналу мышечной памяти, а сердце бешено забилось. Когда рука Тедди небрежно обхватила ее за одеревеневшие плечи, разум уплыл из настоящего, возвращаясь к событиям той ночи – Видишь, что ты натворила? – и снова накатил стыд. К тому моменту, как голос Ранджу вернул Кади обратно в безопасность залитого солнцем Ярда, Тедди уже отступил.

– Ах да, точно! Я же видела вас, ребята, в «Фениксе». Совсем забыла. Была в дрова.

– Да я тоже, – рассмеялся Тедди. – Мы все.

– Я была не настолько пьяна. – Кади осмелилась глянуть на Тедди, проверяя, услышал ли он ее, но тот смотрел в телефон. – А вы друг друга откуда знаете?

– «Аркадия». – Ранджу заметила полное непонимание в глазах Кади и пояснила: – Пьеса, для которой я рисую декорации. Ты в последнее время прямо не от мира сего, но я точно тебе про нее рассказывала.

– Да, «Аркадия». Помню. – Кади не помнила.

– Так вот Тедди – моя рабочая жена. Один из немногих актеров, что действительно играет в команде. Когда не репетирует на сцене, он помогает мне рисовать.

– Она меня просто терпит. У меня художественного таланта ни на грамм.

– Ты отлично справился с серым фоном, бу!

– Ну что тут сказать? Я знаю, с какой стороны держать валик.

Их переброс шутками вывел Кади из себя. Она не рассказывала Ранджу о том, что случилось в «Фениксе», потому что чувствовала себя униженной, а факты до сих пор путались в голове с голосами. Теперь, похоже, уже поздно. Поверит ли Ранджу ей, а не Тедди? Он ей «рабочая жена», а Кади – просто соседка по комнате, которая все пропускает мимо ушей.