— Мне бы штаны, — попросил он, — вот увидишь, скоро начнется веселье во дворце.

Сложив крылья, Алайна медленно села на кровати и, вытягивая шею, посмотрела на пол, где уже затих их ночной гость.

— Это… — прошептала она.

— Убийца. Хотел тебе голову отрезать, видимо.

Мариус тоже кое-как сел, хоть перед глазами все плыло и кружилось. Но по ощущениям рана все-таки затянулась, осталась лишь слабость по всему телу.

Птичку вдруг затрясло, и она бросилась к нему, обхватила за шею и прижалась щекой к груди.

— Что же это такое, — растерянно бормотала Алайна, — почему?

Он молча приобнял ее, поглаживая по плечам.

— Потому что королеве мешают дети нынешнего короля, птичка моя. Только и всего.

Она умолкла и прижалась еще сильнее, слегка подрагивая.

— Алечка, мне бы штаны, — напомнил Мариус, — клянусь Пастырем, если бы не обстоятельства, я бы сидел вот так с тобой до утра. Но, боюсь, скоро наше уединение будет нарушено.

Девушка всхлипнула, кивнула и, бормоча что-то под нос, слезла на пол, обошла по широкой дуге неподвижное тело и выглянула в коридор.

— Ну что там?

— Никого, — Алайна оглянулась, — мне надо сходить к Арианне. Она знает, где брать одежду. А я — нет.

— Не надо никуда ходить, сиди тогда здесь.

И Мариус, шипя от напряжения в непослушном еще теле, принялся снова сооружать надежную набедренную повязку. Интуиция подсказывала, что очень скоро сюда прибудет сам король, а может и королева. Если будет в состоянии подняться на ноги после Петли Смертника.

Он не ошибся в собственных предположениях. Не прошло и получаса, как за дверью раздался топот, клацанье когтей по камню, дверь с громким стуком распахнулась — на пороге застыл Сантор, взъерошенной громадой. В скудном свете лайтеров его черные глаза метали молнии. А за Сантором ждали приказа два здоровенных крагха-воина.

— Ты, — палец короля указал на Мариуса, — хитрая тварь. Я тебе поверил, а ты…

И осекся, увидев на полу мертвого крагха. Взгляд метнулся к Алайне, обежал ее, словно его величество хотел удостовериться в том, что дочь его цела и невредима.

— Что здесь произошло? — наконец хмуро спросил он.

— А у вас что произошло? — спокойно поинтересовался Мариус, — что такого случилось, что сон королевского величества был нарушен?

Сантор шагнул к мертвому крагху, с усилием перевернул его на спину и выругался.

— Этот из личной охраны Велейры. Что он тут делает?

— Пришел к нам ночью с оружием, — Мариус старался говорить спокойно, но его самого уже начинало потряхивать, — полагаю, хотел зарезать Алайну. И все же, что стряслось с королевой?

Король покачал головой, все еще разглядывая мертвеца.

— Не знаю. У нее начались судороги, чего отродясь не было. Изо рта пена пошла. Она стала кричать, что это ты на нее напал. Ты же маг.

— Да, я маг, — Мариус кивнул, — поэтому, чтобы защитить Алайну, я установил на ней ловушку. Любой, желающий причинить вред моей птичке, должен был умереть. А заодно задело бы того, кто подослал убийцу. Судя по всему, заказчик найден? И также могу предположить, что именно королева пыталась убить Алайну, когда та жила в моем доме.

— Откуда ей знать, где жила моя девочка, — король мрачнел на глазах.

— Королева владеет магией. Даже не так. В королеве есть частица магии Пелены. Наверное, не очень много, но — достаточно для того, чтобы создать простейшее поисковое заклятье на основе вашей крови. Самое элементарное, почти интуитивное.

— Магией? Велейра? — крагх пожал плечами, — ты так уверенно говоришь об этом, страж. А как докажешь?

— Я докажу это легко, — сказал Мариус, — учитывая, что вся магия мира сейчас сосредоточена в Пелене, любая частица Пелены признает мага.

Плечи короля опустились. Он еще раз окинул взглядом Мариуса, застывшую в страхе Алайну и приказал:

— Следуйте за мной.

Мариус вздохнул.

— Мне бы одеться, ваше величество. Я понимаю, что как раб, не смею рассчитывать на одежду. Но вряд ли вашей дочери понравится, что ее собственность разгуливает по дворцу голышом.

Сантор только передернул плечами и повернулся к двери. Уже на пороге бросил:

— Тебе дадут одежду. А я… я буду вас ждать в королевской опочивальне. Рядом с Велейрой.

* * *

Чуть позже он уже шагал по коридору вслед за воином, сжимая узкую кисть Алайны. Коридоры странного дворца вились, изгибались, словно корни гигантского дерева, и порой у Мариуса появлялось ощущение, что они бредут по кишечнику жуткого порождения тех самых нижних слоев астрала, о которых столько было говорено в Надзоре. Ему выдали одежду, шаровары и что-то вроде свободной туники, а вот сапог пока не нашлось, поэтому Мариус шел босиком.

Алайна семенила рядом мелкими шажками. Она молчала, но то и дело Мариус ловил ее встревоженный взгляд. Ему хотелось обнять ее, пригладить топорщащиеся перышки и пообещать, что все будет хорошо. Но в последнем Мариус и сам не был уверен до конца: ведь они только в начале пути. А впереди — Надзор, Магистр… Неизвестность.

Наконец они остановились перед резными дверями, которые были открыты. Мариус, повинуясь жесту сопровождающего, осторожно заглянул внутрь и не сдержал победной улыбки. В комнате, на огромной кровати, возлежала королева — но возлежала так, что сразу было понятно: Петля Смертника приложила ее неслабо.

Велейра лежала на спине, обессиленно распластав крылья и разбросав в стороны руки и ноги. Ее грудь тяжело поднималась, с губ слетали клокочущие звуки, как будто ее легкие оказались заполнены жидкостью.

Сантор сидел рядом, в широком кресле и, упершись подбородком в сцепленные пальцы рук, неотрывно смотрел на свою королеву. Потом его взгляд медленно переполз на Мариуса.

— Что скажешь, страж?

— Я уже все сказал, ваше величество.

Он поклонился и вошел, не отпуская руки Алайны. Хотя, может, ей и не нужно было все это видеть.

— Петля Смертника — весьма мощное заклинание, — пояснил он, приближаясь к королевской постели.

Мариус взглянул в лицо Велейры и холодно улыбнулся. Тварь, которая пыталась убить его синюю птичку, жестоко страдала: прекрасное лицо перекошено и оскалено, по щеке пролегла струйка слюны вперемешку с кровью из прокушенного языка. Руки и ноги словно выкручены в суставах, трясутся непрестанно. То еще зрелище. Можно и пожалеть бы, но Мариус вспомнил, с каким удовольствием королева распарывала своей магией его рану, и вымел жалость прочь как чувство совершенно неуместное.

Между тем при виде Мариуса королева заклекотала, забулькала. Ее трясущаяся рука медленно поднялась вверх, скрюченный палец указал на Мариуса. Она что-то силилась сказать, но добилась лишь того, что еще раз прикусила язык.