– Мой раб. Сейчас он – мой раб.

– Самоубийца, – буркнул офицер. – Эй, брось меч, Полковник!

– Они не имеют права отбирать меч! – крикнул Кай. Обернувшаяся Верда толкнула его в учащенно дышащую, липкую от крови грудь – Кай попятился. Сверкнул на нее глазами. – Скажи им!

Не попросил – приказал едва ли тоном пониже. Вздохнув, Верда произнесла рассудительно:

– Он прав. Он был без оружия, но справился с нападавшим и отобрал меч. Меч – его по праву.

– Рабы не носят оружия.

– А если его хозяину потребуется защита?

– Гм… – произнес офицер, веселея. – Тебе, я смотрю, повезло, Полковник! Меч остается у него! В другой раз не будете задирать чужих рабов! Расходитесь, нечего глазеть!

– Спасибо, офицер. Пошли.

– Монахиня… погоди-ка.

Стоявший за Вердой Кай почувствовал, как напряглась ее спина.

– Идешь в столицу на праздник?

– Да, офицер.

– Наверное, на суд к королю?

– И это правда, офицер.

– И что ты собираешься просить? Денег? Земель для своей церкви? – с ленивой усмешкой спросил офицер. Но во взгляде, цепко изучающем одежду Верды, ее скрытое тенью волос лицо, усмешки не было, и Кай насторожился.

– Правосудия, – тихо сказала Верда. – Мы можем идти?

Некоторое время офицер не сводил внимательных глаз с ее лица. Потом, внезапно потеряв интерес, отвернулся.

– Ступай, да получше приглядывай за своим рабом, монахиня!

Верда молча потянула Кая за рукав. Он ожидал упреков, но, свернув за угол дома, хозяйка ускорила шаг.

– Быстрей! Мы должны выбраться отсюда, пока они не передумали!

Она так спешила, что даже забыла коснуться священного камня на выходе из деревни. Верда знала, что сейчас офицер входит в лавку и озадаченный торговец говорит, какого именно почтового голубя попросила монашка.

– Чего ты так несешься! – недовольно окликнул Кай. Он не видел причин для спешки – вряд ли кто решится свести с ними счеты, пока в селе солдаты… Верда мельком оглянулась. Она была сейчас похожа на испуганно-настороженного зверька: заостренные скулы, напряженные глаза, белые зубы оскалены под приподнятой верхней губой (в это время офицер опрометью скатывался с крыльца). Бросила на ходу:

– Сворачиваем!

И, пригнувшись, нырнула в заросли у дороги. Ругаясь, Кай продирался следом. Сейчас он мог только позавидовать грубой ткани ее одежды, служившей отличной защитой от колючек – с него же словно живьем сдирали шкуру…

Выбравшись из зарослей, они побежали вниз по склону. Закинув полы плаща на плечи, поддернув подол платья, так что стали видны белые колени, Верда вошла в воду речушки. Настороженно повела взлохмаченной головой. Ноздри ее раздувались.

– Они спустили собак…

Кай не поверил, но послушно пошел по реке, разгребая ногами воду и мягкий ил. А потом услышал и он – далекий азартный лай. Девушка охнула, наткнувшись на корягу. Кай схватил ее за плечо:

– Бесполезно! Они идут верхним чутьем! Бежим! Выбравшись на другой берег, они вновь побежали. Тело

невольно настраивалось на долгий бег – размеренное дыхание, размеренные движения… не раз и не два он с удивлением взглядывал на Верду – казалось, ее готовили долгие солдатские годы…

Но разноголосый лай доносился до них все явственней. А за псами шли люди. Кай на секунду остановился, согнулся, переводя дыхание; Верда, оглянувшись, остановилась тоже. Он исподлобья рыскнул взглядом по деревьям.

– Сюда!

Цепляясь за развесистые ветки, девушка ловко взобралась наверх. Он сел рядом в чаше развилки, положив на колени меч.

И вот псы вынеслись на поляну – мощные, коренастые, с обрубками вместо хвостов. Не слишком быстроногие, они обладали упорством и убийственной выносливостью, готовые идти по следу, пока не издохнут… Заплясали, запрыгали под деревьями, хакая, захлебываясь от близости добычи. Ос-калясь сам, как пес, Кай приподнялся, покрепче перехватывая рукоять меча… Девушка вцепилась в него.

– Нет, погоди, не надо!

Наклонилась, налегая грудью на широкую ветку. Волосы свесились вниз, открыв шею и напряженные плечи. Пальцы впились в твердую кору. Псы, метавшиеся под деревом, начали стихать; задрав лобастые головы, стали, настороженно наблюдая. Верда сказала что-то, ее слова унесло порывом ветра. Неловко приподнялась, по-прежнему не сводя глаз с собак, оторвала от плаща полоску и протянула ее на открытой ладони. Головы собак повернулись, глаза уставились на кусок серой ткани. Усиливавшийся ветер налетал порывами, трепал волосы и одежду монахини. Верда вновь произнесла что-то, ветер вырвал ткань из ее пальцев – и, словно гонимые этим ветром, следом пустились псы, издавая азартный охотничий лай…

Кай только головой покрутил.

– Что это было?

– Давний охотничий фокус, – Верда с трудом села. – Я направила их по ложному свету.

– Фокус? – с сомнением повторил он. – Ну что ж, пусть будет фокус. Хотя по мне, это больше смахивает на колдовство!

Словно не слыша его, Верда отвела хлещущие по лицу волосы.

– Надо укрыться от грозы.

Они нашли дерево, чьи ветки опускались вниз плотным шатром. Сели, прижавшись спиной к стволу. Верда достала хлеб с сыром – все, что успела приобрести в селе. Отломила большую часть для Кая. Задумчиво расправляясь с едой, тот смотрел на струи дождя, хлещущие за зеленым пологом – внутрь долетали лишь мелкие брызги. С какой стати они спустили собак? Ведь он теперь не опасен… И как быстро организовали погоню – почерк охраны порядка. Солдат…

Перестав жевать, он уставился на Верду – та уже спала, засунув руки в широкие рукава платья. Лицо ее было очень бледным и усталым. А может, погоня была вовсе не за ним? Кай рассматривал свою хозяйку наново, пристально, как в первый раз. Такая серенькая, тихая, неприметная… просто мышка, готовая всегда юркнуть в норку… не боящаяся его, здоровенного озлобленного мужика, вступающаяся за него перед разъяренной толпой… и вздрагивающая от простых вопросов офицера… Кай ничего не имел против колдовства, если оно шло ему на пользу. И, насколько он знал, колдунов и ведуний здесь хоть и не жаловали, но и не преследовали по закону. Что же такого увидел в ней офицер, если вдруг пустился в погоню?

Дождь стихал. Крупные капли падали с ветвей, сверкая в лучах выглянувшего солнца. Лицо монашки дрогнуло – и

Верда открыла глаза. Они были ясными, прозрачными, словно умытыми прошедшим ливнем. Она медленно и сонно улыбнулась ему, глаза сверкнули, как дождевые капли… И стали прежними – спокойно-серыми, непроницаемыми.

Подол ее платья вымок до самых колен, когда они наконец выбрались на дорогу. Через некоторое время Кай, не спросясь, свернул – Верда взглянула, но ничего не сказала, признавая его опыт в запутывании следов.