А теперь, похоже, из полиции им всем придется уйти.

Но это ничто в сравнении с тем, что Бережного больше нет.

— Едем. — Виктор посмотрел на Никиту. — Давай с нами, некогда мне тебя сейчас опрашивать, и людей свободных нет. Но ты мне будешь нужен, так что поедешь с нами.

— У меня машина тут.

— Оставь, никто с вашей стоянки не украдет, камеры кругом.

Виктор понимает, что нужно держаться и нужно позвонить Дэну, а самое ужасное — как сказать жене Бережного… но все равно Виктор ощущает, что его сознание не пропускает эту мысль, не желает признавать.

Бережной не мог погибнуть, не такой он человек.

— Жалко Михалыча.

Голос Виктор узнал — это дежурный, сидящий сегодня на телефонах. Виктор обладал хорошей памятью на голоса, и если раньше, еще в молодости, иногда мог забыть лицо, то звуки он запоминал накрепко, и голос дежурного сержанта знал отлично.

— Жалко, — второй — молодой опер, несколько лет работающий в одном из отделов, иногда Виктор встречал его в здании управления полиции. — Хороший был мужик, справедливый и честный, таких теперь нет. При нем работалось отлично — я, знаешь, не из тех, кто любит совестью поторговать или там задержанного попинать, а он эти качества в сотрудниках очень ценил. А теперь кто знает, как оно будет… пришлют какого-то хапугу-беспредельщика, и опять начнется свистопляска…

— Да, кого ни назначат, все будут хуже, чем Михалыч. Другого такого нет, и не будет уже.

— То-то и оно. А хуже всех будет Реутову и Васильеву. Им-то, по ходу, и вовсе увольняться придется. — Опер вымыл руки и чем-то звякнул. — Они распутывали дела, никто не говорит. Да только кое-кому при этом очень солоно пришлось, многим на мозоли наступили. Новый-то вряд ли потерпит их. Своих доверенных лиц приведет, а этих запихнет на какие-нибудь конторские должности, и они сами уйдут.

— А может, Реутова назначат, он же заместитель.

— Не назначат, у него звания не хватит, и вообще он фигура совсем не та. Михалыч — он же был… ну, Михалыч, его все знали и уважали, а Реутов уже при нем взлетел… Нет, так-то он мужик очень толковый и дело наше хорошо знает. Я работал с ним, мне понравился его подход. Но тут ведь должность, понимаешь, отчасти политическая, а политик из Дэна никакой. Ну, а без Дэна и Васильев не удержится.

— Васильев — хороший мужик и полицейский отличный.

— Хороший, не спорю, и следователь толковый. Это он так другой раз простаком прикидывается, для дела иногда полезно бдительность усыпить. Я и сам у него эту методу для работы перенял, когда понял, что он валяет дурака, и работает она безотказно. А так он если уж вцепится в дело, то не отпустит, пока не доведет до конца. Но не все это понимают. Он привык простака включать, вот многие и думают, что без Дэна он ничто и никто, да только это не так. Но Васильеву без напарника будет хреново, они ж с Дэном годами вместе работали, а напарник — это не просто напарник, это друг и член семьи. Даже если Васильева оставят, с другим напарником он не сработается. Он, поди, и сам это понимает, так что тут дело, считай, решенное. А уйдут эти двое, и Семенов не удержится, уйдет вслед за ними. Вот уж кто удачно примазался к этой звездной компании, так это Семенов. Выстрелил ему шанс, и он его не упустил.

— А ты бы упустил? И никто бы не упустил. — Дежурный, похоже, решил выступить адвокатом дьявола. — Виталька — хороший парень! Иногда его дежурство с моим совпадает, так он не гоношится, даром что офицер, спускается к нам, сидим в дежурке, чай пьем, он простой в общении, веселый очень.

— Мы все — хорошие парни, Саня, но хороший парень — это не профессия. Этот-то, что сейчас в кабинете Михалыча засел, кто такой, знаешь?

— Нет. Откуда?

— Вот и я не знаю. И никто его раньше не видел, а ведь я все начальство в лицо знаю, но этого деятеля вижу впервые, и он мне очень не нравится, сразу скажу. Но нам что, мы люди маленькие. Ладно, дай мне закурить, я свои сигареты в машине оставил.

— Вот ты так вечно, и…

Дверь закрылась, Виктор вышел из кабинки. Хорошо, что коллеги его не заметили. При нем бы не стали говорить так откровенно, зато теперь он точно знает, какое к ним отношение среди рядовых коллег.

И опер прав: кто бы ни пришел на место Бережного, им троим из полиции придется уйти. Понятно, что без работы они не останутся, да только разве дело в этом.

Но сейчас и это кажется Виктору совсем неважным, потому что боль от утраты гнездится в его груди, и он наклоняется над раковиной, чтобы намочить волосы и ополоснуть лицо. Бережной стал для него не просто наставником, он стал настоящим другом. Виктор искренне уважал и любил генерала, с которым было пройдено достаточно, чтобы понимать: этот человек надежный, как скала, никогда не подведет, на него можно полностью положиться во всем. А когда Виктор понял, что генерал так же доверяет ему, это много для него значило.

А еще телефон Дэна не отвечает.

Виктор вытерся рукавом и вышел из туалета. В коридоре управления, несмотря на поздний час, было многолюдно. Виктор идет в кабинет Бережного, делая вид, что не замечает взглядов коллег. Он точно знает, что болтают полицейские, и в другое время его бы это злило, но не сейчас.

А еще Виктор не знает, позвонил ли кто-нибудь Диане. Жена генерала вместе с их дочкой тоже пребывала где-то в убежище, и Виктор не знал, где именно, он нарочно не хотел этого знать. Он только знал, что все их близкие находятся где-то вместе, и это его радовало — они поддержат друг друга.

Но теперь встал вопрос о том, что нужно сообщить семье генерала о случившемся горе.

А еще этот холодноглазый человек, по-хозяйски занявший кабинет Бережного.

Виктор всегда считал себя человеком сдержанным и очень ценил это качество в других людях, справедливо полагая, что окружающим совсем не обязательно видеть то, что у тебя внутри. Эмоциональные всплески не помогают делу, зато дают представление о том, что именно может вывести тебя из равновесия, а знание натуры человека — это, при случае, оружие.

Вот ведь кто-то знал, что Никита, например, боится змей. Конечно, боятся змей девяносто девять процентов граждан, и дурная репутация у этих тварей целиком заслуженная, как ни крути. Но есть люди, у которых имеется фобия — они боятся змей не как остальные, то есть просто опасаясь и избегая настоящих рептилий. Нет, обладатели фобии боятся их панически, даже нарисованных, на картинках. И хотя у Никиты завидная выдержка, он едва мог держать себя в руках, и кто-то понял его самый главный страх. Кто-то, кто был рядом достаточно долго, чтобы изучить Никиту и в какой-то момент понять.

Сегодня его не просто пытались убить руками безмозглой девчонки. Нет, убийца хотел, чтобы перед смертью Никита испытал свой главный ужас, чтобы последние минуты его жизни были наполнены животным, иррациональным страхом, который словно бы вышел из его кошмарных снов.