К счастью, Макс все же отвлекает. Трогает крохотными пальчиками мое лицо и восторженно хохочет, а я, поймав в фокус его личико, за ним смеюсь. Это безусловная реакция.

Не думал, что способен кого-то, кроме Маруси, настолько сильно любить. Сын же эту безумную любовь располовинил и обе части преумножил. Мою и Машкину. Теперь при соединении создаем энергию, которая способна сорвать планету с орбиты.

– Что будем делать, когда ты прекратишь кормить? – спрашиваю жену в шутку.

Она заворачивается в полотенце и с дерзкой улыбкой отбивает мой юмор:

– В смысле? Ты не проживешь без грудного молока?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тут уже смеюсь во всю силу легких. Когда счастлив, все, что происходит, имеет повышенный градус и отзывается сильнее, чем это казалось прежде возможным.

– Это тоже, – киваю ей. – Но главное, я привык к твоему бунтующему либидо.

– Что? – охает Маруся в притворном оскорблении. – Ах ты… – слов все же не находит. – Слушай, Ярик, не говори подобного при сыне.

– Он узнает, что такое либидо, не раньше чем через двенадцать лет.

– Все равно. Яр-р-р…

Прихватывая свободной рукой за талию, подтягиваю жену к себе.

– Вот не рычи ты, святоша, – сам же в ухо ей хрипом выдаю. – Знаешь ведь, как действует.

– Ой-ой… Оставлю тебя сегодня голодным.

– Что это значит? Без ужина или без грудного молока?

Машка сжимает губы, борется сама с собой, но, в конце концов, начинает хохотать.

– Ты неисправим!

Ночью срывается дождь. Льет часов пять кряду, летом на Филиппинах – обычное дело. Марусе это очень нравится, она утверждает, что дождь, и гроза в особенности, ее успокаивают. Макса, похоже, тоже. Третий час сладко сопит в своей кроватке.

– Помнишь, ты вернулся с грозой? – спрашивает Маша, поворачиваясь и утыкаясь подбородком в мою грудь.

Поддевая мелкие волоски, невесомо скользит пальцами по разгоряченной коже. Это щекотно и чаще всего раздражающе, но я терплю. Бесполезно ей говорить, чтобы прекратила, маньячка.

– Это как? – не понимаю, к чему ведет.

– В ночь, когда ты вернулся домой, была гроза. Не помнишь?

– Честно говоря, не особо.

– А я помню.

– Наверное, я тогда был зациклен на чем-то более осязаемом, – проговариваю и ухмыляюсь. – Если бы не папа Тит, уволок бы тебя в дом.

– Да-да-да… Ты тогда даже заговорить со мной не пожелал!

– Будем сейчас вспоминать и спорить? Серьезно? – разомлевший после плотской любви, никак на подобное не настроен. – Я желал... Только не говорить. Что непонятного?

– Ш-ш-ш, – прижимает палец к моим губам и улыбается. Глазами сверкает. – Ты сейчас громче, чем гроза.

– Я всегда громче, чем гроза, – перекатываясь, вдавливаю Марусю в матрас. – Это тебе, чтобы покричать, заряд нужен, а у меня, ух, постоянно энергия гуляет.

– Не провоцируй… – сдавленно выдыхает. – А то разбудим-таки сына.

– Таки да…

С детства поглощал грандиозные и амбициозные планы, которые строила моя святоша. Порой не просто терялся от замаха, который она делала, простым языком – охреневал. Но всегда старался понять и поддержать. Казалось, из нас двоих только Машка знала, чего хочет от жизни. Потом осознал, что наоборот. Моя цель была выше, конкретнее и ярче. После свадьбы она заявила, что я сбил ее, как истребитель. Дескать, все с ног на голову встало, и то, что было когда-то важным, кануло в дремучее забытье.

О том, что хочет ребенка, Маруся, как ни странно, заговорила раньше, чем я мог ожидать. Окончила универ, влилась в коллектив «СтройГрада»… Думал, долго будет бежать по лестнице вверх. А она через год выдала: «Давай попробуем».

Я, конечно же, знатно обрадовался, но должен признать и то, что поджилки тряслись. Первый незащищенный секс, как и наш самый первый, по сей день помню. Так нервничал, что кончил раньше Машки. Отполз к подножью кровати, чтобы отдышаться. А она вдруг ноги вверх вытянула – вид тот еще.

– Что ты делаешь? – спросил тогда севшим голосом. – Я тебя и без этого… Сейчас…

– Да это не для тебя, – расхохоталась святоша.

– Для кого же? – тупил конкретно.

Вместе со спермой мозги вытекли.

– Это увеличивает шансы, понимаешь? – Что я должен понимать? Даже лицо ее не вижу, только… – Черт, она все равно вытекает… – Именно. – Нужно, чтобы побольше осталось…

– Ну… – вдохнул с трудом. – Все точно не вытечет. В прошлый раз хватило того, что даже не попадало внутрь, – не хотел вспоминать, но это казалось уместным. – Прекращай, – наваливаясь, развел ее ноги в стороны. – Лучше давай продолжим…

Предполагал, что процесс планирования хоть как-то затянется. Под конец первого месяца кайф поймал. Маруся прекратила экспериментировать с интернет-советами, все ограничения были сняты, мы просто наслаждались и… вместе охренели, когда святошин цикл оборвался. Или растянулся… Не знаю, как правильно. В общем, тест показал две полоски, потом посредством анализа крови подтвердилось и врачом. Но я поверил только на УЗИ.

Грудь дробью разбило. Тогда впервые понял, что, оказывается, у счастья пределов нет. Мы никогда не узнаем, на какую широту оно способно раскинуться. Лишь испытав, чертим новые насечки – граница пройдена. А дальше ведь столько всего…

Старались нормально жить, не нагнетать, наслаждаться этим важным периодом, но все девять месяцев не теряли бдительности. Машкина гинеколог быстро привыкла к ночным звонкам и срочным консультациям. К экватору шутила, что готова к нам переехать на полное содержание. Мы заверили, что не против, дом большой.

Кроме того, родня помогала сбавить напряжение. Ни одно утро не начиналось без звонка от папы Тита. Не знаю, как врач, вот он точно бы, предложи мы, переметнулся бы к нам жить. Машку его специфический юмор и неудобные вопросы только веселили.

– Папа справляется относительно твоего самочувствия, – выдала она как-то с хохотом.

– В каком смысле?

– Типа, ты звуки ночью странные издавал, и он… Он решил, что у тебя несварение желудка… Он, мол, после суши всю ночь промаялся…