О тех словах, что сказал ей Олег при расставании, она предпочитала не думать. Решила для себя, что это была его последняя попытка выиграть спор, и навсегда вычеркнула Олега из жизни. По счастью, и он не напоминал о себе, так что это оказалось несложно.

Но Соньке она об этом рассказывать не будет. Во всяком случае, не сегодня.

— И ты говоришь об этом так спокойно, Кать? — с неожиданной озабоченностью в голосе спросила Соня. — Слушай, я знаю, каково расставаться с парнем: это непросто, даже если он не особо по душе, а ты-то в своего Олега полгода была влюблена. Если для меня марку держишь, не держи, не мучай себя. Если хочешь, если нужно, я могу вообще к тебе приехать, только скажи! Если надо выговориться…

— Да нет, Сонь, все в порядке, правда, — рассмеялась Катя и достала из шкафа любимое темно-синее платье в крупный белый горох. Она всю зиму его не надевала — может, Ромка и позабыл уже о нем? И сочтет его достаточно симпатичным, чтобы сделать Кате еще какой-нибудь комплимент? Ужасно хотелось услышать его именно от Ромки. — Никаких истерик и никаких депрессий: я сбросила камень с плеч и теперь снова радуюсь жизни.

— Кать?.. — неверяще и предостерегающе проговорила Сонька, но Катя замотала головой и послала подруге воздушный поцелуй.

— Извини, не могу сейчас говорить — убегаю в кино, — поспешила попрощаться она. — Обязательно позвоню в выходные, и тогда мы с тобой обо всем поболтаем. А пока…

— С кем в кино? — попыталась было еще выяснить Сонька, но Катя, не отвечая, нажала «отбой» и сунула телефон под подушку. Может, вообще с собой его не брать, чтобы не отвлекал в кинотеатре? Они ведь с Ромкой не случайно вечерний сеанс выбрали. Найдут, чем заняться…

Зажмурившись на пару секунд от наполнившего грудь счастья, Катя быстро переоделась, подхватила сумочку и альбом и, глянув еще раз на подушку, помахала телефону рукой. Пусть ждет здесь. Вместе с Сонькой, Строевым и всеми теми, кому вздумается именно сегодня поговорить с Катериной Сорокиной. Ее нет ни для кого. Только для Ромки. И его сладкой идеи с последним рядом.

Катя уже из коридора крикнула маме, что задержится. Потом, не застегивая пальто, быстро спустилась на три этажа и постучала в Ромкину дверь. Подождала с полминуты, потому сделала еще одну попытку, погромче. Ромка, конечно, еще вчера дал ей ключ от собственной квартиры с формулировкой, что он, работая в наушниках, может так увлечься, что попросту не услышит Катин приход, но пользоваться таким способом проникновения в его жилище Катя не хотела до последнего. Ее все еще смущал их неудавшийся первый раз и причина сей неудачи, а вторжение в Ромкину квартиру без предупреждения почему-то еще усиливало это самое смущение, но иного выхода, если они не хотели опоздать в кино, кажется, не было. Катя еще покрутила в руках ключ, надеясь, что Ромка все же появится сам, потом виновато вставила его в замочную скважину и, дважды повернув, неслышно открыла дверь.

Внутри был полумрак, только в Ромкиной спальне горел монитор, немного освещая и коридор. Катя потянулась было к выключателю, но рука замерла на полдороге.

— Я тоже люблю тебя, Сонь, — сказал веселый Ромкин голос, и следом послышался звук отодвигаемого компьютерного кресла. — Ты по делу или исключительно в чувствах признаться?

У Кати перебило дыхание. Нет, ерунда какая-то, она что-то неправильно разобрала! Не мог Ромка Бессоновой в любви признаваться — это бред, бред! Может, он «Лиза» сказал, а Катя услышала то, чего больше всего боялась? Ну и пусть сегодня не созвонный день! Мало ли что Лизе Давыдовой пришло в голову!

— Теплое место в Питерском политехе — это предел моих мечтаний, Соф, — заявил между тем Ромка, и Катя поняла — нет, не Лиза. Зачем бы Лизе в три года понадобился университет? А вот Сонька как раз в политехе и училась, благо, там была кафедра психологии. Заявила, что в политехе куда проще найти себе соображающего парня, чем в какой-нибудь девчачьем гуманитарном, — так что же — и искать не пришлось? Старая любовь оказалась крепче расстояния? И у Ромки — тоже?

В груди стало холодно.

— Прямо сейчас выезжать или можно все-таки в кино сходить? — поинтересовался еще Давыдов, и Катя ухватилась за слово «кино». Сердце застучало быстро-быстро, немного отогревая. Да нет же, нет, Ромка не способен! Наверняка он прикалывается над Бессоновой, которая призналась ему в любви! А он любит ее, Катю! И ни за что ни в какой Питер не поедет!

Он не бросит ее даже ради Стентона!

Пожалуйста, ну пусть он просто шутит!

— Ты удивительно догадлива, Сонь, и потрясающе проницательна, — как будто иронично заявил Ромка, дав Кате вздохнуть. Но тут же рубанул — абсолютно искренне: — Мне всегда это в тебе нравилось.

Катя схватилась рукой за вешалку, чувствуя, что ноги больше не держат. Да, да, Ромке нравилась Бессонова! Ему нравились ее прямота и раскованность, которых никогда не было у вечного диктатора Сорокиной. Сонька была его первой девушкой, а первая любовь не забывается! И Сонька тоже жалела о том, что рассталась с Давыдовым, и прямо об этом Кате говорила! Может, раньше сама не понимала, а после разговора поняла. И захотела Ромку вернуть. И кажется… кажется, вернула?..

— Если такое случится, я приеду к тебе сам, — уже без всякой насмешки, а как будто с какой-то теплотой произнес Ромка. — И даже не буду сопротивляться.

В ушах зазвенело, и Катя с трудом поняла, что это лишь отзвук залившей все тело боли. Такому Ромкиному голосу она ничего не могла противопоставить. Так он говорил, когда сам верил в свои слова, когда они шли от сердца и когда ему было важно быть понятым. Когда-то он говорил так с Катей, а она, кажется, именно в такой его голос и влюбилась. А еще — в хриплый, низкий, шепчущий — ее имя. Неужели все это было неправдой? Неужели Катя все неверно поняла? Неужели ошиблась в Ромке?

Подпустила слишком близко — и зря?..

Но почему, почему? Зачем тогда все это? Зачем он ухаживал за Катей? Зачем обнимал, целовал? Зачем влюблял, если ему нужна была Сонька? Ромка не похож на прожженного циника. Если он любил Бессонову…

— Поменьше экспериментируй, Соф, тогда и проблем с доверием не будет, — словно в ответ на Катины вопросы посоветовал Ромка невидимой Бессоновой, и у Кати все задрожало внутри, открывая правду и заполняя слезами. Ну да, конечно, все дело в Сонькиной склонности к экспериментам. Она в свое время тем и оттолкнула Ромку. Они рассорились, но чувства их, видимо, так и не остыли. Пока Давыдов был свободен, Сонька считала его своим и не особо беспокоилась, заигрывая с другими парнями. А когда поняла, что у нее появилась соперница, решила Давыдова вернуть. А он только того и ждал. Сам же говорил, что ему хочется вспомнить прежние веселые дни, а Катя тогда не приняла его ответ всерьез. И теперь расплачивалась.

Собственным сердцем.

— Не думал, что услышу от тебя подобные слова, Сонь, — забил последний гвоздь в гроб робкой Катиной надежды Давыдов. — Тебе идет чуткость.

Катя заткнула уши, зажмурилась и замотала головой. Никаких слез! Не смей! Они их не стоят! Ни один из них не стоит! Они обманули тебя, предали! Лгали в глаза, пользуясь твоей доверчивостью, а сами потешались за твоей спиной! Потешались над тобой, так глупо верившей в дружбу и любовь! Так глупо верившей последним близким людям! Надеявшейся, что ты им нужна, потому что они нужны тебе! А ты им не нужна! Ни одному, ни второму! Не нужна, Сорокина! И не смей больше ни на кого рассчитывать! Ты одна! Давно одна! Так одна и борись! И не смей раскисать!