Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, мы за помощью. Не подскажете, где его найти?
— Мне бы хотелось подробнее узнать, зачем вы его ищете.
Ничего себе… Этот тип точно знает шамана. Что ему стоит указать дорогу? Дженна ведь не со злым умыслом приехала.
— Это вроде как личное дело, — сказала она.
Индеец покачал головой, будто уже слышал эти слова прежде. Дженна вздохнула. Черт с ним, можно и рассказать, хуже не будет. Пора вынимать из шкафа скелеты.
— Это, в общем, связано… с… видите ли, моя бабушка была из племени тлингитов… а потом со мной начали происходит странные вещи… и мне пришлось поверить во всякие духовные премудрости тлингитов… во всякое там сверхъестественное… потому что пару лет назад случилась трагедия на курорте… в Тандер-Бэй… с моим сыном… этот Ливингстон имел какое-то отношение к проекту…
— Да, про утонувшего мальчика я знаю.
Дженна замолчала и посмотрела индейцу в глаза. Ему все известно, здесь всем известно о трагедии семьи Розен. Такая беда… О ней еще долго судачили. Но как о ней узнали в Клавоке? Какое им дело до этого?
— Так вы в курсе, где найти Дэвида Ливингстона?
— Я сообщу ему о вас.
Дженна не спешила заканчивать разговор. Она хотела чего-то большего, доказательства сделки. Чека, что ли, расписки. И мужчина это понял.
— Если он и захочет вас видеть, то уже не сегодня. Так что идите пока, устройтесь на ночлег. Комнату можно снять через дорогу, — напомнил он. — Я оставлю вам сообщение в баре, на первом этаже.
Кивнув, Дженна попятилась.
— Ладно, благодарю. Для меня это очень важное дело, правда. Кроме Ливингстона, мне уже никто помочь не сможет. Передайте ему: я на все согласна, на любую плату. Деньгами или чем-то еще — неважно, я все устрою.
Индеец невыразительно смотрел на Дженну.
— Позаботьтесь о ночлеге, — повторил он свой совет. И Дженна вышла из магазина вслед за Эдди и Оскаром.
Над входом в бар красовалась надпись «Мама-рыба», а на витрине была намалевана рыбина, держащая в плавниках вилку и нож. Эдди, Оскар и Дженна пересекли улицу и вошли в бар; внутри было темно и пахло чем-то сладким. Интерьер напоминал трюм морского корабля: широкие доски на полу и стенах, возле столов вместо скамеек — большие бочки, у барной стойки — бочки поменьше. Под потолком висели рыболовные сети с безделушками: японские поплавки, буйки, морские звезды, крабьи панцири и прочая, прочая. В помещении гулял прохладный ветерок, и Дженна сразу вспомнила, как в Диснейленде ожидала своей очереди на «Пиратов Карибского моря».
За стойкой сидел юноша и читал книгу. Когда зазвенел колокольчик, возвещающий о приходе гостей, он даже не подумал поднять голову.
Они подошли к стойке, и Эдди громко по ней постучал:
— Эй, хозяин!
Паренек раздраженно обернулся. Лицо его было круглым — как и у прочих коренных аляскинцев, — однако выпирающие скулы придавали ему своеобразный вид.
— Нам сказали, что у вас есть свободные комнаты, — продолжил Эдди.
— Ну, есть, — ощетинился юноша. Похоже, назревает ссора, и Дженне определенно не хочется быть ее свидетелем.
— Тогда, — запальчиво произнес Эдди, — нам две. Если вас не затруднит.
— Хорошо, — ответил парень. — Вы на праздник приехали?
— Праздник? Какой еще праздник?
— А нет у нас никаких праздников, — сухим тоном произнес паренек.
Эдди зарделся. Дженна поняла: если не вмешаться, произойдет непоправимое. Она взглянула на книгу, которую читал паренек. «И снова встает солнце». Такое берут в руки однажды, только в колледже.
Дженна встала между барменом и Эдди.
— Хемингуэй? — спросила она. — В колледже учитесь?
Слабая попытка, что и говорить, однако ничего умнее Дженна придумать не успела. Когда парни бодаются, надо их разнимать. Как ни странно, бармен сразу подобрел к ней. Может, хотел таким образом задеть Эдди, а может, вполне искренне проникся доверием к гостье.
— Да, в Анкоридже. Осенью туда возвращаюсь.
— Филфак? — спросила Дженна.
Парень кивнул.
— Литература двадцатого века.
— Что-нибудь из Джуны Барнс проходили?
Дженна тоже изучала литературу в колледже, но с тех пор прошло столько времени, да и читала она в основном по ночам, когда глаза слипаются. Правда, был у них один курс, который намертво врезался в память. Творчество экспатриантов. Лекции вел классный профессор, звали его Ник… в общем, Ник Какой-то-там. В начале первого же занятия он объявил: дескать, никто толком не изучает творчество писательниц, поэтому на каждую книгу автора-мужчины он будет задавать классу книгу автора-женщины. Такой милашка. В годах, лысеющий, очки он носил на цепочке, словно старушка-библиотекарша. И была в нем даже некая сексапильность. На переменах и после занятий он курил на лавке во дворе вместе со студентами. Вернее, студентками. Все девчонки любили его, точнее жалели. Еще бы, всем охота приласкать бедного рассеянного профессора, у которого жена умерла от рака. Подружка Дженны даже переспала с ним: пришла к нему в гости, они напились и сделали это. Подружка потом оценила профессора как плохого любовника, мол, в постели он постоянно командует: хочу того, теперь этого… Скучный, в общем. Зато на экзамене она получила «отлично», а Дженна — четверку с минусом.
Ну и шут с ним. Главное — паренек-бармен не слышал о Джуне Барнс, и Дженна решила его просветить.
— Хемингуэй ненавидел ее, — сказала она. — И Джека Барнса назвал в ее честь, потому что Джек Барнс — слабак. Хемингуэй всем хотел дать понять, как он ненавидит Джуну.
— За что?
— Думал затащить ее в постель, но она не далась. Лесбиянка была, знаете ли.
Паренек рассмеялся:
— Прикольно. Сейчас я вас устрою. — Он вышел к ним из-за стойки.
— Собака с вами?
— Она тихая, — с надеждой в голосе ответила Дженна. — Очень.
— Ладно, пущу и ее. Главное, чтобы по ночам не лаяла. Идемте наверх.
Он стал подниматься по лестнице, а Дженна обернулась к Эдди — тот хмурился.
— Что сказать? — пожала она плечами. — Пчел на мед ловят.
Втроем они поднялись на второй этаж. Там, в темном коридоре, паренек уже распахнул четыре двери, как-то вяло предлагая Дженне и Эдди выбрать себе номер.
— Осмотритесь. — Указав на одну из комнат, он добавил: — Вот этот у нас вроде для новобрачных.
Все комнаты походили одна на другую, разве что двери и окна в них располагались по-разному. В каждой имелся красный ковер с грубым ворсом, влажный на ощупь и покрытый редкими темными пятнами; две неровно застеленные одноместные кровати под коричневыми пледами и прочая безликая мебель из спального гарнитура. Эдди и Дженна осмотрели все четыре номера, и первые две комнаты показались им самыми привлекательными (если местные комнаты вообще можно было назвать привлекательными), просто потому, что окна выходили прямо на дорогу.