Он не знает, что еще долго, очень долго будет служитьнепререкаемым авторитетом для ученого мира, и решившихся его ниспровергнутьбудут жечь на кострах, и полторы тысячи лет пройдет, прежде чем решатсясосчитать ноги у мухи, не говоря уже о более серьезной переоценке трудовВеликого Учителя. Но самого его ждет участь беглеца – скоро, очень скоро…

Он смотрит в море, равнодушно отмечает корабль на горизонте,но он и представления не имеет, что за весть плывет в Афины под этимпрямоугольным парусом.

Элогий четвертый

– Старая, из какой такой глины Прометей вас, баб, вылепил?За день наломаешься в мастерской – что я, для собственного удовольствия кувшиныделаю? – и что же я дома нахожу? Всю неделю на столе бобы, надоело, вглотку не лезут, шерсти куча лежит нечесаной, а ты вместо шерсти опять языкчешешь с соседками? Ну, о чем можно болтать весь вечер?

– Александр умер.

– Кожевник, что ли? Хромой?

– Скажешь тоже. Наш царь, сын Филиппа. В Вувелоне каком-то,что ли. Где такой?

– Я почем знаю? Александр, говоришь? Сомневаюсь я…

– В чем, гончарная твоя душа?

– Как тебе объяснить, старая. Нет, помню я Александра –храбрый был мальчишка. Как он с Буцефалом справился, как он соседей громил…Сколько лет, как они ушли неизвестно куда, сколько лет одни слухи. Мол,завоевал несметное множество царств, мол, дрался с драконами, мол, строитгорода. Кто их видел, эти царства, города, драконов? Македония – вот она, неизменилась ни чуточки, те же бобы, те же горшки, те же звезды. Забор еще примоем отце покосился, так и стоит. Я тебе вот что скажу, старая: все врут. БылАлександр – и ушел. Кто его знает, где он сгинул. А все, что о нем потомнаплели – ложь. И Вувелона нет никакого.

Выдумки одни. Слушай больше!

1988

Сколько душ, сколько тел!

Этот полз, тот – летел

В славе, в сраме, за платой,

Под плеть…

Зульфия

Маленькая кавалькада почти никакого внимания к себе непривлекала, будучи донельзя привычной для этого столетия и этих дорог. Рыцарьна сильном дорожном коне, слуга Адриан на гладкой лошадке, и в поводу у негобоевой рыцарский жеребец, андалузский красавец с притороченным к седлувооружением, которое рыцарю не было нужды надевать в дороге. Даже два огромныхмолосских дога в щетинившихся страшными шипами железных ошейниках никого неудивляли – мало ли сеньоров охотится?

И все же их неотступно сопровождала прилипчивая, как мирскиесоблазны и смертные грехи, молва, выражавшаяся в осторожных взглядах искоса дапересудах за спиной – мол, вот они поехали, те самые, что на драконаотправились. Молва скорее всего прицепилась к ним уже в пункте отправления – небыло смысла хранить приготовления в особой тайне, – но она еще и возникалана пути в результате болтовни Адриана: уманивая на сеновал или в чулансмазливых служанок с постоялых дворов, он использовал цель их путешествия вкачестве неотразимого аргумента. И надо сказать, аргумент действовалбезотказно. Никак нельзя было отказать парню, отправлявшемуся вслед за своимсеньором дракону в зубы. Служанки перед ним млели, так что Адриан поутру вечнопоявлялся с перепачканными коленками.

Рыцарь же последние дни находился не в самом лучшемрасположении духа. Небо было серое, по сторонам дороги тянулись серыеперелески, копыта причавкивали, мешая грязь с навозом, и земле оставалосьсовсем немного до того, чтобы окончательно раскиснуть и залить рытвины вовсе ужжидкой грязью, дрянью неописуемой; дождик моросил с перерывами, снова капал, иэта неопределенность погоды то ли уныния прибавляла, то ли боевой злости, несразу и поймешь.

Иногда ему казалось, что все зря, что его бессовестнонадули. Провели, и человек, за кругленькую сумму продавший сведения о местеобитания дракона, поймал на свою удочку очередного простака и потешается теперьгде-то далеко. Плохо, если так. Ибо неизвестно, что больше роняет вобщественном мнении – то, что ты так и не решился никогда помериться силами сдраконом, или неудачная поездка, безрезультатное шатание по глухим местам ивозвращение украдкой. Второе, пожалуй, даже хуже. Поди докажи, что тыдействительно приложил все силы к отысканию дракона, а не болтался для виду попостоялым дворам, мнимо горюя, что все никак не попадается чешуйчатыйогнедышащий ужас. Докажешь как же…

– Адриан, – окликнул он хмуро.

– Что угодно сеньору? – Широкая плутовская рожа готовабыла принять соответствующее моменту и настроению хозяина выражение. Но –верен, по-настоящему.

– Я вот подумал, что папы римские по имени Адриан, всечетыре, были сволочь порядочная.

– Должность такая, сеньор, – заключил Адриан.

– Ладно, заткнись…

Когда-то, в пору дерзкой, все и вся отрицающей юности,рыцарь думал даже, что никаких драконов не существует вообще. Что все эти«боевые трофеи» – подделка, ложь, обман. Говорили, что еврейские и ломбардскиеумельцы могут подделать все, что угодно, от мощей святых до останков драконов.Были бы покупатели. Одни верили этим россказням по молодости, другие из вполнезрелого стремления опорочить чужие подвиги, потому что сами совершить такиенеспособны. Он-то верил по молодости…

Потом-то он убедился, что о подделках и речи быть не может,осмотрев и поковыряв пальцами драконьи головы, лапы, хвосты и другие части,красовавшиеся в замках. (Что хозяева охотно позволяли гостям и даже настаивали,чтобы гость чуть ли не на зуб попробовал.) Никакой подделки – настоящие останкивзаправдашних чудовищ. Правда, драконы смертны, как и все божьи создания, азначит, кое-кто наверняка мог добыть голову не в честном бою, смелом поединке –а отрубив ее от мертвой туши, не успевшей разложиться. Но это уже другойвопрос. Главное – драконы существуют, вот только, похоже, их остается всеменьше и меньше. Даже с поправкой на преувеличения авторов старинных хроникприходится признать, что во времена дедов и прадедов драконы встречались не впример чаще, бродили едва ли не у городских стен и обочин больших дорог. Сейчасв поисках их приходится забираться в дикую глушь, где, как гласит пословица, истранствующий монах гуся не украдет – потому что и гусей нет.

Упомяни о черте… Постоялый двор был настолько захудалым, чтопаршивее некуда, едва ли не овечий загон, по неистребимой страсти к наживекое-как приспособленный для ночлега путников. Может быть, он и в самом делеслужил загоном еще римлянам. Но и здесь на крыльце в обществе пузатого кувшинаугнездился монах, то ли пережидал здесь какие-то внутрицерковные распри, то лисобирал на восстановление отроду не существовавшего храма. А там и хозяинвыскочил, стал суетиться вокруг путников. Как ни удивительно для такой глуши,где женщины обычно похожи на своих коров, рядом с ним суетилась более-менеесмазливая толстушка, бог ведает, кто она ему там. Ну и местное наречие,конечно, – словно у них каша во рту, сразу и не разберешь слов.