Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где же выход? Не потому ли столь долго предаютсябродяжничеству ищущие Святой Грааль, что проведенное в поисках время насыщеносмыслом и целью? Может быть, давно нашел некто чудесную чашу, искрящуюся, есливерить преданиям, мириадами радужных лучей, – но тут же закопал вновь, ещеглубже? Зная, что, привезенная на всеобщее почтительно-завистливое обозрение,она навсегда лишит чего-то важного нашедшего и всех остальных?
Хвала господу, дракон – это неподдельно. Скачка навстречуогненным языкам, рвущимся из смрадной глотки, битва, в которой возможны лишьдва исхода. При удаче ты всем напряжением сил выходишь в бесспорныетриумфаторы, при поражении тебя просто не станет, и, что бы ни существовалотам, за порогом бытия, все земное перестанет волноваться. Не для разрешения лимучительных раздумий над сложностью бытия бог и создан драконов?
Но вскоре его горькие и тревожные мысли незаметно перетеклив покойную дрему и он уснул без снов. Он никогда почти не видел снов и несожалел об этом. И никогда ни с кем не делился своими мыслями, считая этоуделом книжников – навязывать другим свои рассуждения и тревоги посредствомпроповедей, песен и пергамента.
Проснулся он до рассвета, лежал, глядя, как бледнеют,растворяются звезды и все четче проступает на фоне неба острая, как хребетзаморенной коровы, крыша постоялого двора. И вновь прежде всего подумалось одраконах.
Все поголовно рыцари, познакомившись с «Песнью оНибелунгах», дружно осуждали Зигфрида – не было особого геройства в том, чтобы,укрывшись в яме, пырнуть оттуда мечом в брюхо идущего на водопой дракона.Победа без поединка – победа наполовину. К сожалению, не удавалось обобщить исистематизировать опыт драконоборцев, создать писанное руководство для боя –как правило, о поединке и победе удачники рассказывали не иначе, как пьянымивдрызг, явно привирая и смешивая собственные впечатления с рассказамипредшественников Впрочем, их можно было понять. Дело не только в том, что послетакой победы они имели бесспорное право на беспробудное пьянство ибеззастенчивое бахвальство. Совсем не в том дело. Просто рыцарь хорошо знал,что сплошь и рядом шалая горячка боя отшибает память напрочь, и поневоле послетщетных попыток вспомнить хоть что-то приходится безбожно врать…
Единственное, что привилось с легкой руки одного рыцаряордена госпитальеров, – натаска на чучеле. Огромное чучело дракона, чьичлены приводились в движение хитро укрытыми слугами, шевелилось и клацалопастью, иногда даже ревело посредством потаенных труб, пускало огонь и дым. Нанем приучали к схватке с чудовищем лошадей и собак. Рыцарь тоже изряднопотратился на чучело, месяц его боевой конь и молосские доги учились непугаться страшилища. Это давало кое-какой шанс, но триумфа, разумеется, негарантировало – триумф зависит лишь от тебя самого.
Двор был пуст, как душа ростовщика. Постукивали копытами вдоски денника отдохнувшие и чуявшие дорогу кони, тучи исчезли. Оставляя встранной убежденности, что путешествие приблизилось к пределу, ристалищеподготовлено к турниру, пусть и без зрителей, без герольдов. По-видимому, те жепредчувствия испытывал возникший из-за угла конюшни Адриан с перепачканнымиколенками – он шагал с просветленным, важным лицом святого мученика,шествующего под пилы язычников. Рыцарь хмыкнул и поднялся на ноги, сильновстряхнул плащ, чтобы осыпались соломинки. Подскочили доги и заплясали вокругнего, тычась в ладони угловатыми мордами, влажными носами.
– Обойдемся без завтрака, – сказал рыцарь, хотя и непрочь был поесть. – Седлай коней. Ошейники псам, живо!
Вот и все, и постоялый двор остался позади, как сон, аотдохнувшие кони резво отсчитывают мили, а псы мечутся зигзагами по обе стороныкороткой кавалькады, расширенными влажными ноздрями вбирая мириады недоступныхчеловеку запахов. Среди этих запахов драконьего пока нет – псам он известен, урыцаря есть клочок драконьей шкуры, раздобытой у старого друга отца, победившегодракона в молодости. Псы спокойны, резвятся посреди тихого утра. Дорога идетпод уклон, слева зубчатая темно-синяя полоса далеких гор, за огромной пустошьюсправа – лес, выгибающийся впереди сарацинским клинком, обращенным острием отпутников; и там, вдали, дорога уходит в этот лес, пересекая до того широкийручей. И рыцарь вдруг понял, что видит место, в точности отвечающее описанию,тому самому, раздобытому за немалые деньги, – преддверие подвига,преддверие драконьего логова, победы или смерти. Адриан бледен – он тожевспомнил и понял.
И все-таки рыцарь не торопился надевать доспехи, он ехалшагом, и предчувствие несомненной опасности хмельно разбегалось по жилам ижилочкам, до кончиков пальцев, стиснувших широкие, шитые шелками и золотомповодья. И он не смог бы описать свои ощущения, когда один из догов вдругопустил морду к земле, шерсть на его загривке встала дыбом, щеткой, иклокочущее рычание, злобное и чуточку жалобное, рванулось из его глотки.
На берегу ручья во влажную землю был впечатан неправдоподобночеткий, огромный, страшный четырехпалый след. Оставившая его лапа, должно быть,походила на куриную, но размеры, когти!
Доги исходили бухающим лаем, метались над ручьем. Обладавшийбольшим охотничьим опытом рыцарь видел, что след свежий, и на них, вполневозможно, смотря сейчас из недалекого леса огненные глаза. Ручей словноотсекает прошлое, все предшествовавшее отсекает от этого мига, и боевые трубыревут в ушах, и сладость достижения цели ласкает сердце.
– Доспехи! – сказал рыцарь страшным голосом. –Живо!
Адриан двигался деревянно, как марионетка на ваге бродячегокукольника, но резво. Живая плоть быстро исчезала под стальной скорлупой.Рыцарь сидел на коне в полном вооружении, но без шлема, держа его перед собойна луке седла – тому были причины. Теперь он видел, что следов множество, есть,кроме больших, и значительно меньшие – детеныши?
– Ну, смотри! – сказал он Адриану бешено. –Попробуй только сбежать или отстать! Сам напросился!
Коротко скомандовал догам, и псы, уткнув носы в землю, двинулисьпо следам, распутывая их невидимое кружево. Вскоре они, отлично натасканныезвероловы, устремились к лесу и шумно вломились в переплетение ветвей. Рыцарьдостал медную трубку со стеклами с обеих сторон, приставил ее к глазу, зажмуривдругой.
Он привез это из Палестины. Небольшая случайная услугастарому сарацинскому звездочету, чрезвычайно высокого тем оцененная, – и вруках у рыцаря оказалось наверняка единственное в Европе приспособление,делавшее далекое расстояние близким для глаза. В свое время он собирался былопреподнести трубку королю, но что-то подтолкнуло укрыть. И правильно сделал –интересно было ночами наблюдать с башни звезды, а днем окрестности. Не говоряуж о том, как полезна эта вещь на охоте.
Там, впереди, далеко, но близко для глаза… Длинное, низкое,буро-зеленое тело мелькнуло меж мшистых стволов и с пугающей быстротойзаскользило по пустоши в сторону гор, и два таких же существа, только меньше,гораздо меньше, с крупную собаку величиной, помчались следом, а вдогонку с лаемнеслись доги. Рыцарь ощутил укол досады и облегчение одновременно – драконогромен, но не устрашающ и больше всего напоминает увеличенную во много разящерицу из тех, что он мальчишкой ловил в заболоченном рву отцовского замка,давно уже ставшего его замком.