Соблюдая крайнюю осторожность, я добралась до своей спальни, сбросила халат, легла под одеяло, а так как никакой книги, кроме альбома Босха, не было, я открыла его. Предвижу ваш вопрос: почему бы не закрыть глаза и не попытаться задремать? У каждого человека есть свои особенности, я ни за что не задремлю, если не пробегу глазами хоть пару абзацев.

Я перевернула титульный лист и обрадовалась: ни малейшего отношения к Босху книга не имела. Она называлась «История великих обманщиков» и была посвящена людям, которые выдают современные копии старых картин за подлинники.

Я неожиданно увлеклась повествованием и узнала много интересного. Оказывается, опытный эксперт, даже не проводя тщательного анализа, может сказать, давно ли было написано полотно. Ответ ему подскажут кракелюры. Если картина состарилась естественным образом, то паутинка трещин на ней будет неравномерной, в одном месте лак потрескается больше, в другом меньше. А вот если его нарочно состарили, тогда кракелюры будут ровные, аккуратные.

Нахватавшись ненужных сведений, я зевнула, погасила ночник, повернулась на бок и задремала. Дверь тихо скрипнула, на пороге появилась темная фигура. Очень осторожно она вошла в комнату и зажгла фонарик. Узкий лучик света направился на кресло, где лежал мой халат. Таинственная личность приблизилась к нему и начала шарить по карманам.

Я включила ночник, на секунду зажмурилась, раскрыла глаза и ахнула:

– Николай Ефимович! Что вы делаете в моей комнате?

Поповкин попятился.

– Где я? Что? Как тут очутился?

Лицо деда было растерянным, но взгляд его неожиданно оказался цепким, жестким, и я заподозрила, что дело нечисто.

– Хватит кривляться! – заорала я.

– Кто? Кого? Как меня зовут? – зашептал старик. – Я хотел принять душ!

– И поэтому пришли в мою спальню за халатом? – фыркнула я. – Что вы тут искали?

– Кто? Кого? Я? – упорно изображал маразматика Николай Ефимович. – Темно! Ничего не вижу. Ох! Настенька! Я тебя разбудил? Прости беспамятного старика!

Мне надоело ломать комедию. Я села в постели, закуталась в одеяло и спокойно сказала:

– Слушайте, это смешно. Человек, страдающий болезнью Альцгеймера в тяжелой форме, безумен, он никогда не станет нормальным на короткое время. Вам здорово не повезло. В бытность преподавательницей французского языка я работала в институте. На нашей кафедре служила Олеся Звягина, у ее матери была болезнь Альцгеймера. Мы с Олесей дружили, я бывала у нее дома, старалась ей помочь и теперь знаю: маразм не судорога. Он не может вас скрутить, а потом на некоторое время отпустить. Если вы стали жертвой Альцгеймера, то это навсегда, ваше состояние будет постепенно ухудшаться. Не хочу сказать, что надежды нет. Сейчас существует спектр лекарств, которые помогают отдалить стадию окончательного слабоумия. Но вы-то как раз ее и пытаетесь симулировать. Извините, Николай Ефимович, из вас актер – как из меня Майя Плисецкая. Таскаетесь везде с диктофоном, наговариваете в него имена людей, путаете кашу с супом, никого не узнаете. Вроде похожи на инвалида. Да только маразматик никогда не сможет включить звукозаписывающее устройство, он даже не помнит, зачем нужен мини-магнитофон. Лекарство, которое вам дали, осталось не выпитым. Вы изобразили, что глотаете пилюлю, но потом так же ловко ее выплюнули. Согласитесь, это тоже необычно для склеротика. Больные люди вообще ничего не помнят, ну например, берут чашку и надевают ее на голову, а вы весьма успешно принимаете пищу, умело пользуетесь ложкой, вилкой и сейчас окончательно себя выдали, потому что вошли в мою спальню с фонариком. Значит, знаете, как им пользоваться! Что вы искали, а?

Поповкин молча моргал.

– Ну ладно, сама посмотрю, – улыбнулась я и, решив не стесняться старика, встала с кровати в одной ночной рубашке и схватила халат.

– Что здесь? Вроде ничего интересного.

Пальцы нащупали в кармане скомканные бумажки и какую-то трубочку. Я вытащила шариковую ручку, ту самую, что вчера вечером нашла в саду, в дупле дерева.

– Ну не это же вам понадобилось? – прищурилась я.

Поповкин попятился к двери.

– Где я?

Мне стало противно.

– Да перестаньте, умейте проигрывать. Если вы не уйдете, я прямым ходом отправлюсь к Софье и расскажу о своих подозрениях в ваш адрес.

Я говорила и раскручивала ручку.

– Хорош больной, – бубнила я при этом.

Я указала на «потроха» ручки.

– Интересная штукенция. Обычные шариковые самописки состоят из стержня, пружинки, корпуса и пупочки, нажав на которую вы приводите письменный прибор в боевую готовность. Но в этой есть еще небольшая пуговица. Или это не пуговица, а?

Николай Ефимович втянул голову в плечи, а меня понесло:

– Отлично помню вчерашний вечер. Собаки заметили в саду тень, я поехала посмотреть, кто там, и нашла в дупле эту ручку. Спросите, почему ее прихватила, не отвечу. Просто взяла, пошла в дом и неожиданно обнаружила в шкафу… вас. Тогда я испытывала к вам исключительно жалость, поэтому захотела проводить вас в вашу спальню и обнаружила: кто-то запер изнутри дверь в просторный тамбур, но при этом не посмотрел, что наружная дверь открыта. Мне бы насторожиться, но голова была заполнена мыслями об инвалидной коляске, поэтому я просто вывела вас в сад, мы обогнули дом и вошли через центральный вход. Ну и как развивались события дальше?

Я положила ручку на стол, а утром, убегая из дома, сунула ее в свою сумку – так, на всякий случай. Я предусмотрительная, ношу с собой бумажные салфетки, конфетки и кучу разной дребедени. На что хотите спорю: вы в отсутствие хозяйки зашли в мою комнату, обыскали ее и сообразили, что ручка отсутствует. Вам элементарно не повезло, а я сейчас поняла суть вчерашних событий.

Я села на стул, Николай Ефимович по-прежнему стоял около кресла. Вид у него был самый разнесчастный, но жалость давно покинула меня.

– В саду были вы! Пришли за ручкой, то ли положили ее в дупло, то ли собирались забрать, но вам помешали собаки. Вы не хотели быть обнаруженным в саду, поэтому кинулись к задней двери дома, думая вернуться. Однако вышел облом! Створка была заперта. Снова выскочить на улицу и пойти к центральному входу вы не успели, я уже была на пороге тамбура. Вам оставалось одно – залезть в шкаф, затаиться и надеяться, что я пройду мимо. И снова ваши планы нарушили псы. Я вас нашла и поверила бедному безумному старику, который перепутал спальню с шифоньером. А вы упорно хотели заполучить ручку. Когда Костя упал с лестницы, почти все обитатели приюта, кроме вас, Лены и Светланы, побежали наверх. Привалова появилась позднее, она, как обычно, отъезжала тайком за бутылкой в город. Света полная пофигистка, она не захотела вставать, а вот где были вы? Можете не врать! Я знаю ответ! Вы поторопились в мою спальню и стали обшаривать ее в поисках ручки. Ну откуда вам было знать, что я, наводя порядок в сумке, увижу, что стержень высох, и решу его выбросить? Мусорной корзинки в спальне не оказалось, кучу фантиков и ручку я положила в карман халата и ушла. Думаю, вы поняли: единственное, что не успели обыскать, – это домашнее одеяние госпожи Васильевой. Подождали, полагая, что утром у людей самый крепкий сон, и притопали сюда. Вы молодец, сообразили, что ручка в кармане. Но и я не дура, разом вспомнила все нестыковки. Ну и зачем вы заявились в приют? Не стоит считать всех блондинок идиотками. Снимаю шляпу: диктофон – замечательная придумка. Больной старичок открыто держит его у всех на виду и записывает их слова. Но как объяснить наличие у маразматика видеокамеры? Мобильного у вас по легенде быть ну никак не может, поэтому вы закамуфлировали объектив под авторучку. Отличное оборудование. Вы шпион?