— Я не трусливый, — сказал Олег, словнооправдываясь. — Я... осторожный. Хотя, ладно, и трусливый малость.Стараюсь избегать всяких неприятностей. И не всяких — тоже. Потому иосторожничаю.

Не просыпаясь, Томас протянул руку, пальцы что-то нащупали ввоздухе, сжались. Олег уже одевался, хмыкнул, рыцарь и во сне все щупает свойновый меч, не налюбуется.

— А меч-то сперли, — произнес он негромко.

Томас подхватился, словно подброшенный катапультой. Глазадикие, на лице ярость, судорожно огляделся.

— Что?.. Кто посме...

Он поперхнулся, меч в ножнах стоит у изголовья, ждетхозяина, еще более яркий и блистающий, чем вчера при светильниках на бараньемжире. Крестообразная рукоять украшена множеством рубинов, камнями войны, ножнысдержанно блистают накладками из золота.

— Ты... чего?

— Да чтоб не будить долго, — объяснил Олег. —А так ты рр-р-аз — и готов!

— Свинья, — сказал Томас. — У меня чутьсердце не выскочило. Мог что-нибудь помягче. Ну, там город сгорел или сарацинынапали...

— А ты бы проснулся?

— Вряд ли, — признался Томас.

— Вот видишь!

Томас торопливо оделся, а когда шагнул к дверям, Олег сказалнегромко:

— И железо все надень. Да и меч захвати, больше сюда невернемся.

Томас удивился, но посмотрел на каменное лицо язычника,вздохнул.

— Да, ты прав. Что-то мы разнежились. Все жрем да начистых простынях спим. Мужчина должен спать на голой земле, а есть запеченноена костре.

— Рад, что ты все понял, — ответил Олег.

Томас с его помощью напепил доспехи, Олег скрепил ремнямиполовинки панциря. Новенький меч, как влитой, покоился на перевязи. Томас дажешлем не стал нести по обыкновению в руках, сразу на голову, а в руки взялстарый меч в ножнах и щит.

Пока спускались, Томас сунул старый меч в мешок, осторгаясьновеньким оружием, даже не обратил внимания, что Олег против обыкновения невыпускает из рук лука с натянутой тетивой, даже стрела покачивается пальцах,готовая прыгнуть расщепом на тугую струну. И когда вывели коней, Олег всепосматривал по сторонам, на своего гуннского жеребца запрыгнул, не касаясьседла, сразу же с высоты оглядел окрестности, лук в руках, стрела на тетиве,взгляд безостановочно шарит по окнам, крышам, заборам, деревьям.

Томас наконец заметил, сказал одобрительно:

— Птичку подстрелить хочешь? Подожди, выедем заворота...

— Да, — согласился Олег, — за воротами как-топроще. Городской стражи нет, народ под ногами не мельтешит...

— Вот-вот, — сказал Томас. — Ты тольковыбирай потолще. Я люблю толстеньких.

— Все любим толстых, — отозвался Олегбезучастно, — хотя и брешем насчет худеньких и стройных. Что язычники, чтохристиане.

Томас красиво и гордо ехал впереди, народ любовался егостатной фигурой и блестящими доспехами, кричали «ура», а одна девушка дажебросила ему цветы, отчего воспламененный Томас сразу же приколол один себе наплащ, а ошалевшая от счастья девушка едва не выпала из окна, стараясьзаинтересовать своим предельно низким вырезом на платье.

За воротами дорога пошла широкая и утоптанная, частовстречаются подводы, то и дело гонят скот на продажу. Олег, наконец, убрал лук,долго конские копыта звучали сухо и звонко, затем стук сменился мягким шагом.Томас вскинул голову, огляделся.

— Ты чего свернул?

— Так прямее, — буркнул Олег.

Томас повертел головой.

— А мне говорили, что эта дорога ведет в направленииАдова Урочища.

— Но не прямо, — уточнил Олег. — Мы простосрезаем петлю.

Томас посмотрел по сторонам, везде одинаковая равнина,кое-где невысокие зеленые холмы, отдельными стайками держатся деревья, отражаясовместный натиск степи, зверья, засухи и ветра.

— И как все помнишь. — сказал он снедоверием. — Или, как птица, по солнцу находишь дорогу?

— Да такие места забыть не просто, — ответил Олегзадумчиво. — В древности... это значит — давным-давно, здесь отгремелавеличайшая битва...

— В древности, — повторил Томассаркастически, — это так давно, что уже подзабыл, из-за какой ерунды тогдастолкнул королей лбами?

Олег оставался серьезен, задумчив и как-то торжественносветел.

— Тогда не было королей, — ответил онмирно. — И никого я не подталкивал. По крайней мере сознательно. Я самтогда был... впрочем, неважно. Так вот после той величайшей из битв окрестныеручьи от пролитой крови выходили из берегов, реки до самого моря текликрасными, а земля так пропиталась кровью, что в ней что-то изменилось. Родилосьвеликое Зло. И это Зло в земле и сейчас. Спит, но даже во сне от него плоховсем, кто проходит наверху. И горе великое наступит, когда Зло проснется...

Томас взглянул с недоверием.

— Это ты всерьез?

— Да, а что?

— Да того лохматого в дупле ты вот так же дразнил...

Олег невесело усмехнулся.

— Смеемся, когда надо плакать. На самом деле все так иесть. А смеемся над собой и другими потому, что все вновь и вновь. Так часто,что уже и говорим о нем одними и теми же словами. За шанс вырваться из этогозаколдованного круга что только не отдашь!

Томас зябко передернул плечами.

— То-то мне как-то не по себе, — призналсяон. — Это все от Зла, которое мы топчем?

Олег кивнул.

— Да, конечно. Все от Зла, но сейчас мы просто устали,проголодались, надышались ядовитого смрада в городе... когда же они перестанутвыливать нечистоты из окон прямо на улицу? Вон у римлян даже водопровод был...а еще за нами следят из дальнего леса, ближних кустов и даже с неба... Вот и непо себе.

Он сказал так буднично, что Томас не сразу сообразил,подскочил в седле, начал судорожно оглядываться.

— Правда? То-то у меня мурашки по телу! Или врешь? Тыведь язычник, тебе соврать — что своим богам жертву принести!

— Следят-следят, — заверил Олег. — Потому мыи едем вот так, от деревьев и кустов подальше, чтоб ничего в нас не бросили...А ты в самом деле ничего не замечал? Ну и ну... наверное, о Высоком мыслишь?

Томас продолжал оглядываться. Теперь, после слов калики, всамом деле начал замечать то шевеление, то блеснувший лучик от доспехов, тодоносился запах скверного вина. И чем больше смотрел, тем больше замечал,наконец, весь лес начал казаться затаившимися недругами, как и кусты, а всявысокая трава выглядит ощетинившейся острыми пиками, где залегли просто тысячивсяких разных любителей легкой наживы.