— И давно они? — спросил он, стараясь, чтобы голосзвучал так же буднично.

— Почитай с города, — ответил калика. — Не сэтого, а еще с того, где ты с Гакондом разговаривал. Как только он тебе дал грамоту,так и началось.

Томас бросал по сторонам осторожные взгляды.

— С тех пор и... так вот почему ты петляешь, как заяц!

— Лучше дурить, чем убивать, — ответилволхв. — Конечно, это не совсем по-рыцарски, но зато большепо-христиански, как думаешь?

— Не знаю, — ответил Томас сердито. — Какдумаешь, их там много? Смогут ли атаковать в открытую?

— А зачем, — спросил Олег, — если могутустроить засаду или подобраться в узком месте? Им нужно только определить,какой дорогой поедем. Правда, у нас кони получше, обогнать и устроить засаду невсякий сможет. Так что большое войско не жди.

Томас подумал, кивнул.

— Да его и не нужно. Если эти соглядатаи как-то связаныс Адовым Урочищем, то достаточно одному обогнать и сообщить там, что двое оченьнаглых едут в их сторону. Один из них считает себя хозяином земель, которые ониуже захватили...

Калика сказал с уважением:

— Верно мыслишь. Скорее всего так и будет.

— Так чего же рассказываешь о погоне и засадах?

— А чтобы ты не очень волновался, — хладнокровнообъяснил калика. — А то ты прямо с лица меняешься, когда боишься.

Томас подпрыгнул в седле, глаза стали дикими.

— Это я боюсь?

Он поднял забрало, красивое мужественное лицо надменно изадумчиво, в глазах гордость, в седле подчеркнуто несгибаемый, прямой. РыцарьХрама, как он с гордостью себя называет. Проводник и распространительхристианства... э-э... современного его варианта, хотя каждый его проповедник иноситель уверен, что буквально слово в слово повторяет заветы Христа и послушноследует его курсу. Впрочем, за короткую человеческую жизнь трудно заметить,насколько изменилось христианство.

Олег посматривал искоса, Томас хорош, ему и не пикнешь, чтоу него, как у всех рыцарей, вместо христианского смирения — гордость, чтовходит в число семи смертных грехов, вместо прощения — обязательность мести...а про такую особенность, как воспеваемое во всех рыцарских романах всемибардами, скажем прямо, прелюбодеяние, то есть культ прекрасной дамы и все этиистории про Тристана и Изольду, Ланселота и Гриневру — разве не демонстративноенарушение главнейшей заповеди?

— Томас, — спросил он вдруг, — а как насчеттого, что, если я вдарю тебя в правую щеку, ты должен смиренно подставить мнелевую?

Томас насупился, спросил с подозрением:

— Это где ты услыхал такую глупость?

— В твоих Святых Книгах, — ответил Олег сготовностью. — Правда, ты их не читаешь, это так в народе называютсяЕвангелия.

Томас покачал головой.

— Брехня.

— Я брешу? — спросил Олег.

— Ты, — ответил Томас надменно. — Илиповторяешь чужие брехни.

Олег покрутил головой.

— Томас, Томас!.. Но так же ясно написано! И некакой-кибудь апостол, а сам Христос сказал!

Еще надменнее Томас поинтересовался:

— Ну и как он сказал?

— Тому, кто ударит по правой шеке, подставь левую!

Томас вздохнул, благочестиво перекрестился.

— До чего же дикость этих язычниковпоразительна, — сообщил он в пространство. — Ну прям дети. Правда, идети бывают умненькие... Увы, язычники все из неумненьких. Дуркуватых.Повторяют и повторяют одну и ту же глупость. Наш полковой прелат специальноостанавливался на этой заповеди, открывал Книгу и показывал всем, что там вовсене то написано.

— А что? — спросил Олег с интересом.

— Там написано, — ответил Томас напыщенно, онвыпрямился еще больше и выгнул грудь, — там написано четко и ясно:«Ударившему тебя по правой щеке, обрати левую». Понял?..

Олег спросил озадаченно:

— А не один... хрен?

— Дикий ты человек, — повторил Томас с чувствомглубочайшего превосходства. — Подставь — это чтоб ударили, а обрати — эторазворот для ответного удара! Вот смотри: тебя бьют по правой. Тыразворачиваешься для удара, тем самым обращая к противнику левую щеку... неподставляешь, а обращаешь! И тут же наносишь сокрушительный удар, усиленныйправедным гневом. Ведь удар всегда сильнее, если он праведный. Тогда не делаешьего щадящим, смягчающим, дозированным, а бьешь... хорошо бьешь! До конца.Святое Писание надо уметь читать, невежа.

Он с высоты христианского полета озирал копошащегося во тьменевежества бедного язычника, снисходительно обливал его пометом, по добротедаже похлопал бы по плечу, но уж слишком на разных высотах, так что лишьпоплевывал из недостижимой выси, осиянный ярким светом всепобеждающей веры.

— Э.. э... — сказал Олег, — ну ты итолкователь...

— А что? Не мир Господь принес, а меч!.. Я ж его вруках держал, забыл?

Олег сказал укоризненно:

— Томас, Томас!.. Мы прошли ад и рай, ты общался ссамим Богом... и теперь говоришь насчет того, что меч, а не мир? Так что же,для тебя и сам Бог не авторитет?

Томас расправил плечи, лицо стало надменное и почтизаносчивое.

— Знаешь, сэр Олег, я не знаю, как понял ты, но ГосподьБог не мог сморозить глупость насчет мира со всякими сарацинами, язычниками инехристями. А если ты такое услышал, то прочисти уши. Я сам могу тебе помочьсвоею рыцарской рукой в булатной рукавице. Меч и только меч, вот что завещалнам Господь. Вот что мы должны нести в мир и по миру, дабы приобщить всех кнашей единственно правильной вере!

Олег в изумлении покачал головой.

— Я уж думал, меня никогда ничто не удивит. А тут...Томас, христианству светит великое будущее! Застой и гибель начинаются отвсяких умствований, поиска каких-то особых путей, а тебе ведь все ясно!

Томас горделиво выпрямился.

— Ясно и понятно. Святая церковь не ошибается.

Олег кивнул, не сводя с него пристального, все ещеизумленного взгляда.

— Да-да, конечно. Это Бог ошибается, не то ляпает своимдурным языком, а вот Церковь толкует его слова так, как надо... Гм... в этойхрени что-то есть. Пока еще не понял, что именно, но что-то есть...

Он погрузился в раздумья, Томас вздохнул.

— Сэр калика, — сказал он сочувствующе, — тытоже вымрешь, как всякие так филистимляне или саддукеи.

— Почему?

— Умствуешь много. Я не думаю, что наш мир созданумствующим Господом Богом. Скорее всего он создал его на ходу между жаркимирыцарскими схватками со звездными... или зазвездными драконами и растлителяминевинных дев. Если бы наш Господь был умником да еще и грамотным, разве насвете появилось бы славное рыцарство?.. Разве было бы место богатырскимподвигам, воспеванию великой любви, самопожертвования, верности...