Я непонимающе уставилась на господина, а потом на стол – написать вопрос без блокнота невозможно, но, может быть, старшина разрешит взять листок и ручку? Костераль стал медленно подходить ко мне. Я невольно сделала шаг назад. Со стороны старшины послышалось фырканье.

– Давай без спектакля. – И бросил господину: – Справишься за треть гонга?

Тот холодно ответил:

– Это займет ничтожно мало времени.

Он взял пальцами мой подбородок. Я наизусть знала это движение. И шепнул:

– Будет больно.

Два раза я теряла сознание. Место, где был отросток, нестерпимо жгло, боль была настолько яркой, настолько обжигающей, настолько… Слезы безостановочно текли по щекам, я пыталась схватиться за его руки и оттолкнуть, но господин Костераль держал крепко. Из горла рвался не крик – хрип и какое-то рычание. В миг, когда боль прекратилась, я поняла, что хватаю ртом воздух, как рыба. Рот наполнился слюной и чем-то тяжелым, распухшим… оно коснулось щеки и неба, царапнуло по зубам, и я поняла, что ко мне вернулся язык. Краем глаза я заметила, что старшина с непередаваемым интересом наблюдает за нами.

Господин провел пальцами по шее. Легкий холодок прикосновений сменился жаром, спускавшимся все ниже и ниже и охватившим в конце концов все тело. Из горла вырвался крик. Боль была еще сильнее, чем при отращивании языка, – кости с хрустом вставали на место. Я опять потеряла сознание. Господин Костераль не давал мне вырваться. Наконец боль отступила, я вздохнула и утерла слезы пополам с соплями, с непривычки заехав себе по щеке: здоровые руки еще плохо слушались.

Я стояла, крепко стояла на прямых ногах.

– Теперь ты можешь говорить, – тихо сказал Костераль.

Опухший язык плохо слушался, но все же я смогла медленно ответить:

– Спасибо…

Он поднес палец к моим губам, призывая молчать. Прошло три года с тех пор, как я в последний раз разговаривала. Языком я пыталась нащупать все свои зубы, небо, шевелила им во рту. Сжимала и разжимала пальцы на руках и ногах. Руки легко гнулись, ноги отзывались на любое движение.

– Прошло уже больше четверти гонга. Ты свободна: тебе уже и так оказали великую услугу, – раздраженно махнул рукой старшина.

Но господин произнес:

– Я сначала поговорю с Бо, а потом вернусь к тебе в кабинет, Реджинальд, и мы договоримся о том, что будем делать с той территорией.

Старшина в нервном жесте заломил руки:

– Что это значит, Костераль? Я должен ждать, пока ты поговоришь с этим отродьем? Они напали на моих стражей, один из них был убит, и ты хочешь, чтобы я это все стерпел и сидел здесь, как послушный щенок? Ха-ха! – Он привстал, и белые складки одеяния заколыхались. – Я могу сжечь всю твою землю с твоим домом в придачу, если ты не понял, насколько я зол. И насколько серьезно все произошедшее!

Господин спокойно, как будто и не на него был направлен гнев, сказал:

– Я сначала поговорю с Бо, а потом мы с тобой все обсудим. Оплата будет такой же, как и всегда. Деревню мы сожжем – я это сделаю. Но обойдемся без подрывников.

Старшина начал бурчать:

– Закон есть закон. Некроманты напали, зная, что в этой деревне остановились стражи. – Старшина с грохотом сел в свое кресло. – Быстро разговариваешь с девчонкой, и потом мы возвращаемся к обсуждению!

* * *

Мы вышли в коридор. Господин Костераль притянул меня к себе за локоть и втолкнул в столб огня, вспыхнувший в коридоре перед нами. Я даже не успела вскрикнуть. Всего мгновение, и мы оказались в большой и светлой комнате с огромным красным ковром. От пола до потолка поднимались два широких окна, украшенных тяжелыми бархатными занавесками.

Принц указал на светлый диван, стоящий между двумя окнами, и аккуратно подвел меня к нему. Мягко усадил. Сам же остался стоять передо мной.

– У нас с тобой будет серьезный разговор.

– Господин, он пострадал? Его убила императрица? Что с ним? – С каждым словом язык все больше подчинялся мне. Но быстро говорить все равно не получалось.

Господин Костераль медленно помотал головой.

– Твой сын не пострадал. И сейчас речь пойдет не о нем. Мне нужно, чтобы ты осталась здесь. Тебе нельзя возвращаться к стражам.

Я не понимала его слова. Моя задача – следить за Александром. Он сам дал мне это задание. И я знала, что их корабль должен был вернуться сегодня. Но если господин Костераль хочет вытащить меня из Бастарии, то… что там произошло? Я окинула помещение рассеянным взглядом. В ярких солнечных лучах беззаботно плавали пылинки. С сыном все в порядке.

Непорядок только с ним.

– Что-то случилось с Александром?

Он молчал. И это было страшно – столь могущественное существо не могло подобрать слов. Но после, вздохнув, неторопливо отозвался:

– Александр не пострадал. Но можешь пострадать ты. Императрица прознала, где ты находишься, Бо. И о твоем взаимодействии с ним… Она практически уверилась в том, что он дитто. И уже послала своих убийц к нему.

Я непонимающе на него посмотрела:

– Ваше высочество, но разве убийство Александра – не наша конечная цель?

Господин Костераль вновь замолчал. А затем сказал тихо:

– Если мы его сейчас убьем… – Он на мгновение закрыл глаза. – Если его сейчас убьют, то Александр больше не возродится. Все его силы ушли на Анису – он не дает ей переродиться. Таким образом, мы лишимся обоих дитто.

– Но что мы тогда сделаем? Я уже не могу засыпать в мягкой кровати, когда мои… пока фарффлы в этих грязных катакомбах. Я не знаю, что с ними, но чувствую, как они там страдают, а я… под солнцем… – мой неокрепший голос пару раз дрогнул и совсем сорвался к концу фразы.

Господин нежно погладил меня по плечу.

– Ты можешь остаться здесь. Я не смогу тебя защитить у стражей. Бо, останься здесь. Прошу тебя. Твое задание окончено.

Я отстранилась от его руки.

– Александр вернется сегодня. Я не могу бросить его. Он мой дитто. И я не могу отсиживаться здесь, когда он в опасности.

– Его защитит Вильям, – резко перебил меня господин. – Ему все известно.

Опасная складка пролегла между его бровями.

Я сложила перед собой руки.

– Старшина сказал, что было какое-то нападение на стражей. Кто-то погиб?

– Я не помню имя этого стража. Но он исполнил свой долг до конца. Все, песок времени ушел. Скажи мне свое решение: ты остаешься здесь? Это мой замок, и здесь тебе ничего не грозит. Доверься мне.

Господин не приказывал, а просил меня, но он тоже знал, что я не останусь. Мой дитто там – и