class="p1">– Детки ваши, пострелята, растут-радуют? – продолжила издалека Виола.

Хозяин украдкой пересчитал детей… Два, три – как будто все на месте. Кивнул хмуро.

– Стало быть, настигло вас оскудение музы?

Леон махнул рукой, на которой в творческом стазисе стали даже подживать извечные ссадины, показатели деятельного труда.

– Потешаетесь надо мной, Виола Базилевна, – посовестил он вяло.

Виола не обладала легкостью характера в той степени, чтобы срыв сроков солидного заказа показался ей потешным.

– Пиалы с птицами готовы? – спросила она. Еще теплилось мечта, что их осталось только пропитать льняным маслом.

Вздох Леона разбил ее надежды начисто.

Меж тем урочный срок истекал через две седмицы, а Себастьян еще должен зачаровать пиалы на подогрев и охлаждение блюда.

– Покажите, – попросила Виола, расставаясь с иллюзиями.

Резчик определенно предпочел бы остаться в границах безопасного домена на печи, но все-таки тяжко слез и побрел к противоположной двери, еще более кособокой, чем ее “парадная” сестра. Любезно распахнув скрипучее недоразумение, он пропустил Виолу на двор позади избы.

Здесь под легким навесом господствовал кормилец – верстовой стол хозяина. Сочиненный сложно, он был полон выдвижных полочек и ящичков всякого размера. Увидав такой на торгу, рукодельницы всех времен теряют сон и мысленно раскладывают по его закоулкам клубочки и пуговицы.

Леон же был к своему чудо-хранилищу вполне равнодушен – на верстаке уныло чаяли внимания разного сорта фигурные рубанки, напильники и шкурки. С краю опасно кренилась башня из брусочков красного сандала. В одном, скучающем отдельно, смутно угадывались черты будущей пиалы. Косиножка-паук обрел большую охотничью удачу, расположив над ее неглубокой выемкой свои ловчие сети.

Виола не разделила его нехитрого счастья, живо смахнула паутину и покрутила пиалу в руке. Исследование не изменило очевидного – работа находится в зачаточном состоянии.

– Потеряли прообраз? – предположила девушка. Она никак не могла уложить в голове причину такого фиаско.

В ответ Леон безошибочно открыл один из ящичков и выудил сложенный вчетверо лист дешевой серой бумаги. Его руки тут же оказались привычно покрыты слоем липкой мелкой стружки.

– Велико искушение сослаться на потерю, но лгать не стану, – протянул он Виоле добычу.

Рекомый “прообраз” вмещал нацарапанное углем схематичное изображение пиалы с предписанием "диаметр 16 см”. Ниже располагался еще один круг, походивший больше на гнездо, ибо по внутреннему его краю сидели птицы с несуразно длинными хвостами.

Виоле и они-то удались не с первой попытки, но изящество линий не было ее заботой. Прообраз очерчивает замысел для художника – искусство он творит сам. Должен творить.

– Как же это вышло? В середине апреля вы ручались исполнить столь прекрасных фазанов, что живые птицы восплачут от зависти, – припомнила Виола, переводя задумчивый взор с листа на пыльную заготовку.

– Должно быть, за гордыню, – предположил с неохотою резчик, пожимая плечами. – Когда я приступил к первой пиале, все шло хорошо. Сидел здесь на табурете, погруженный в дело, про себя уже лелеял узор. Поверите – на миг только только отвлекся, потянулся за тонким инструментом и по недомыслию очи поднял. Гляжу – беда, надо мной столб из одиннадцати болванок, из которых нужно прежде выточить одиннадцать равных пиал… Птицы мои незримые разлетелись, рука опустилась, и больше я себя не превозмог.

“Доигралась, дорогая”, – нежно подбодрила сама себя Виола, пока лилась сия храбрая исповедь. – “Это должно было произойти”.

Весь город знал, что Леон чувствует дерево как продолжение самого себя. Его готовые шедевры чтились бесценными, но до таковой стадии добиралась не каждая десятая его задумка. Мало помалу даже изрядная скидка перестала привлекать желающих раскошеливаться на аванс. Как оказалось со временем, устойчивой любовью к риску такого рода обладала только Виола.

Возможность недорого привлечь гения действительно была восхитительным шансом для первых шагов их с Себастьяном семейного дела. Гораздо вероятнее могла его и схоронить.

Зимой все шло как по писаному. Леон и тогда не работал быстро, но приносимые Виолой задачи ему были по душе и ладились без особенных затруднений.

– Помните дерево, нашу боль и восторг? – осторожно подсказала девушка. – Разве не дивно сотворили вы пятьдесят пять одинаковых листов по числу годов заказчицы?

– Одинаковых?! – Леон разом выпрямил плечи и воздел руки горе. – Да как примерещились они вам одинаковыми? Ни единый не повторился! Истинный вызов художнику! В марте не найдешь и дерева, с которого брать подобие, не положишь перед собой настоящих листьев, не подсмотришь у природы! Я и спал тогда не всякую ночь, а если ложился – перед глазами прожилки ветвились.

Виола, быть может, и смутилась своей невнимательности, но гораздо охотнее отметила, что собеседника удалось по крайней мере отряхнуть от забытья. Пожалуй, что-то может еще получиться. Следует только бережно тащить за эту наскоро спряденную нить.

– Истинное мастерство, – кивнула девушка. – Глаз от него не оторвать часами. Себастьян с трепетом оплетает чарами одну резную ветку за другой. Ваш талант художника и его магический дар заставили каждый искусственный лист звенеть от легкого касания свежего воздуха. Мы творим совершенство!

Работа над этим совершенством доводила до мигрени уже и Виолу. Часами она усердно обмахивала дерево с разной интенсивностью, проверяя отклик и тон каждого листочка. То пение птиц оказывалось чрезмерно тихим, то скрип, записанный у старой ели, не желал воспринимать движение воздуха на внутренних ветвях – все требовалось обнаружить и отправить на доработку брату, после чего проверка начиналась сызнова.

– Спасибо за похвалу, добрейшая Виола Базилевна, только теперь я вас подвел. Знаю, что нелепость, но сам себя не переделаешь.

Виола намеревалась жарко возразить, когда заметила союзницу – из курятника в глубине крохотного двора выплыла женщина в рабочей юбке до голени и льняном некрашеном переднике. Рукава темно-зеленой рубахи были по-домашнему закатаны, тяжелая коса охватывала голову в два оборота.

Верно, сам себя Леон не переделает. Однако эту миссию можно возложить и на более мотивированных лиц.

Жена Леона тоже обнаружила раннюю гостью и двинулась к ней с корзиной яиц. Игнорируя до времени ее приближение, Виола подобрала с травы мешок, в котором коварные брусочки прибыли к резчику.

– Коли заказ вам не по сердцу, не буду времени терять, – оживленно заявила она, со стуком отправляя деревяшки обратно в котомку. – Сегодня еще успею передать их другому умельцу. Конечно, заказчик не станет платить полной суммы за руку другого мастера. Текущие расходы мы покроем, но впредь не сможем положить вам достойной художника платы, обращаться придется к простыми ремесленникам.

Как и ожидалось, эти слова достигли ушей подоспевшей бойкой жены гения, которой пришлось уже забыть вкус пшеничной муки, зато изобрести много новых блюд из воды, отрубей и квашеной капусты.

– Доброе утро,