где решишь поспорить с Равновесием, с тем, как начертано, – найдётся сила, которая вернёт всё на место. Какой бы умелой ты ни была, каким бы Пламенем ни колдовала, сила эта сильнее. Не спорь с ней. Помогай ей. Послушна будь в её руках. Вот что значит сохранять Равновесие.

– Ты, что ли, сила эта? – буркнула Ярина.

– Я – инструмент только. Как игла у тебя в руках – так все мы в руках у силы, у Пламени, у Леса.

– Не хочу я быть иглой, Обыда, – тихо произнесла Ярина.

– Слышала я уже это, – устало откликнулась та. – Полетели домой. Полно ходиков будет сегодня.

Глава 21. Лягушка

Лягушка карабкалась на высокий пень, вспрыгивала, цеплялась лапами за шершавую кору. Солнце пробивалось сквозь рукава елей, било прямыми жгучими лучами. Лягушка, жмурясь, падала, затихала, набиралась сил и снова прыгала – вверх, вверх, на плоскую, заросшую вешенками шапку пня.

Ярина наклонилась, подобрала лягушку и посадила на пень. Та сразу бросилась к ямке, выкопанной в трухе, принялась ворошить лапами. Ярина наблюдала с отстранённым любопытством: что там такое? Можно было пройти мимо; дорога лежала на Клюквенные болота, за ягодами для праздничного пирога. Ещё думала Ярина наломать на болоте камышинок, чтобы зажечь потом на пироге, как свечи. Шла туда тайком от Обыды, которая ту сторону не жаловала за трясины, мошкару и неотвязные головные боли.

Шла знакомой тропой, десяток раз хоженой. Никогда не было здесь ни пней, ни лягушек. А тут – на́ тебе.

– Лягушка – тайна лесная, – говаривала Обыда в детстве, укладывая Ярину спать. – Сразу всюду она: рождается в воде, прыгает по земле, а зимовать уходит глубоко в ил. Просто так на глаза не показывается. Только если зла очень или помощи просит.

«Зла или помощи просит?» – гадала Ярина, разглядывая лягушку на пне. Та наконец разрыла труху, и на солнце блеснуло светлое, всё в каплях яйцо – крупное, куриное, с прозеленью, будто сама весна в него схоронилась. Лягушка отпрыгнула, и яйцо открылось во всей красе – с перламутровым узором, с мелкими трещинками, с тонкой скорлупой в мушках, в капельках, в конопушках.

– Чего ты хочешь? – миролюбиво спросила Ярина, заслоняя лягушку от света.

Та устало квакнула и прыгнула на яйцо. Ярина присела около пня, провела над лягушкой ладонью. Холодно и мокро, голодно и тревожно… Ничего не стоило достать сверчка или гусеницу, накормить и обогреть уставшую лягушку. Но не для того яга ходит по лесу, чтобы…

Сова ухнула с берёзы, рухнула, как чёрный камень, схватила яйцо и взмыла в небо. Лягушка захлебнулась кваканьем – горестным, обречённым, будто знала, что так и будет. Распласталась по пню и смолкла. Сова, ухая, удалялась, петляла меж ветвей. Ярина бросилась вперёд, вытянула руку, мыслью догоняя птицу. Схватила яйцо…

– Вот куда ж ты опять лезешь, глазастая, – донеслось до неё.

Сова села на тропу и обернулась Обыдой. Тяжело поднялась, отряхнула с платья тёмные перья и сжала в ладони лягушачье яйцо.

– Погоди! Зачем? – воскликнула Ярина.

Обыда сдавила яйцо крепче. Скорлупа захрустела, из трещин вырвались струйки пара – слабого, как первая дымка после зимы. Потёк густой мятный сок. По земле к влажным пятнам потянулись крохотные змейки. Две, три… Десяток… Столько, что вся земля превратилась в дрожащий ковёр с искрами перламутра.

– Сама неужели не понимаешь? Совсем не чувствуешь?

Ярина прислушалась, но кроме прежнего лягушачьего холода и тревоги расслышала только скользкую, влажную, что змеиная кожа, пустоту.

– Это яйцо василиска, – объяснила Обыда, отгоняя рукой зелёный туман, звавший к тенистым кронам, к прохладным ручьям, у которых в рыхлой земле шуршали змейки. – Помоги-ка. Надо яйцо развеять, чтоб ни следа не осталось. И без того много тёмных тварей расплодилось, василиска нам ещё в Лесу не хватало…

Позже в избе Ярина украдкой полистала Обыдину книгу из сундука, пока яга летала к Кощею. Хотелось разузнать о василиске побольше, но разве книга когда открывалась на нужном месте? Ничего о василисках Ярина не выискала, зато прочитала, что слово камнем обратить можно и что, коли волосы отсечь на закате и пустить в реку, вода память заберёт.

Обыда, вернувшись, долго гремела в сенях, ругалась на Коркамурта. Велела наконец пожарче натопить печь и вошла в горницу.

– Неужели совсем не поняла, ни шепотка не поймала, что́ за яйцо на самом деле?

Ярина пожала плечами, прислушиваясь к памяти. Ответила:

– Услышала что-то… Наверное… Лягушка очень устала. И… зелень какая-то, ядовитая, плесневелая.

– И ветер не слышала? Он тебе изо всех сил шептал.

– Ветер?.. И правда…

И правда, был ветер, да такой, что шатались кудрявые берёзовые вершины. И сове, когда падала на тропу, встопорщило перья. И едкий дым стремительно разнесло по болотистой поляне…

– То-то, – хмыкнула Обыда, подходя, кладя ладонь Ярине на лоб. – Слушала – да не услышала. Видела – да не увидела. Чувствовать надо. Думать. Голова тебе для чего? Венок носить?

– Нет, – прошептала Ярина.

– То-то, – повторила Обыда. – Слушать. Чувствовать. Это ведь, Ярина, и значит быть хозяйкой Леса. Слышать его. Сохранять Равновесие. Лес тебе шептал: защити от василиска. Лес тебе шептал: помоги!

– Но ведь в прошлый раз ты сама говорила: не трогай, не касайся! Смотри да чернодверь открытой держи, а вмешиваться не смей.

– Ты сама должна понимать, сама должна чувствовать, когда в стороне остаться, когда вмешаться!

– Никогда я этого не пойму, – горько вздохнула Ярина. – Сколько раз казалось: вот, вот оно, в руки даётся… А потом всё опять неясно. Лес древний, огромный… Я совсем маленькая в нём, Обыда. Он словно бесконечно передо мной раскрываться будет, никогда до дна не поймёшь… Не разберёшься.

Обыда усмехнулась, накрыла Яринину руку ладонью:

– Если бы было это так просто, если бы можно было сказать: «Пускай всё в Лесу будет славно» – и всё бы так и было, разве была бы яга такой редкостью, таким даром Лесу? Думай, чувствуй, Ярина! Сердце используй! Силу! Знать, знать, когда в стороне стоять, когда в бой бросаться, отовсюду это знание собирать – вот что значит хранить Равновесие! Ну ничего. Придёт, придёт ещё… – Обыда села на лавку, отдышалась. – Василиск этот, если бы вылупился – сколько бы бед в Лесу наделал! Сколько бы погубил и людей, и зверей, и тварей волшебных… Вглядись в будущее: открыта разве для них чёрная дверь? Нет. А пришлось бы отворить, если бы змее дала вылупиться.

Обыда протянула Ярине горсть дымчатой жимолости:

– Держи… Первая. А василиск этот – от Шайтана[75] привет. Почуял, чёрт старый, что Равновесие