задавали вопросов. Мы спросили, как это произошло, но мы поверили ему, когда он сказал, что папа сошёл с пути, хотя ни один страж никогда раньше такого не делал. Даже несмотря на то, что я никогда не смогла бы сделать это сама.

Голос Генри низкий и слишком сдержанный.

— Ты собираешься противостоять Джо в одиночку, не так ли?

Я смотрю в землю.

— Винтер.

Я вздыхаю.

— Таков был план.

Он встаёт, всё его тело трепещет, как стрела, слишком туго натянутая на лук.

— И, умоляю, скажи мне, ты в своём уме или просто склонна к самоубийству?

— Он убил моего отца, Генри.

У меня сводит живот, когда я вспоминаю, как дядя Джо стоял на кухне и говорил, что папа сошёл с тропы. Теперь я знаю, что это было неправдой. Его столкнули — это единственное, что имеет смысл. Ни один страж не мог сойти с тропы самостоятельно, но их можно было заставить сойти. Джо, должно быть, узнал, что папа слишком много знает, и Джо заставил его замолчать за это.

— Это не значит, что ты должна встретиться с ним один на один, — Генри берет мои руки в свои. — Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Позволь моим родителям помочь тебе. Позволь совету. Вместе мы могли бы остановить его. Но ты, в одиночку… у тебя нет ни единого шанса.

— Я рада, что ты так сильно веришь в меня.

— Это серьёзно, Винтер. Этот человек ненормальный, и он не позволит тебе встать у него на пути…

— Ты думаешь, я этого не знаю?

— Винтер, пожалуйста. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь.

— Как? Как ты можешь понять? Твой отец был убит?

Его губы кривятся в сардонической улыбке.

— Насколько я знаю, нет, но, когда мои родители исчезли, я боялся худшего. Я напился виски и отправился к ближайшему порогу, будь прокляты последствия. Только когда я стоял у входа в лес, я понял, что не смогу им помочь, если меня убьют, и я вернулся домой, чтобы придумать лучший план. Теперь я говорю тебе то же самое. У тебя должна быть ясная голова на этот счёт. Ты не сможешь отомстить за своего отца, если будешь мертва.

В том, что он говорит, есть логика, но я не могу её принять. Мне нужно найти Джо. Мне нужно точно знать, что случилось с моим отцом, и заставить Джо заплатить за это, и я не могу позволить Генри помешать этому.

Я проглатываю комок в горле.

— Ты прав. Я знаю, что ты прав. Ты… ты действительно думаешь, что совет поможет нам?

Он выдыхает.

— Это всё, что у нас есть.

Я киваю.

— Ладно. Пошли.

Мы переступаем порог, когда первые лучи чистого, золотого солнечного света раскалывают небо, но его тепло не просачивается сквозь деревья, а его свет приглушается чёрными, искривленными деревьями, окружающими нас. Наше дыхание превращается в белые облачка в холодном воздухе, наши выдохи и наши шаги — единственный звук в этом холодном, затхлом мавзолее.

Генри крепче сжимает мою руку.

— Если я правильно помню из карт моих родителей, порог в палаты совета должен быть на…

— Я знаю, где это.

— Хорошо, — говорит Генри, его щёки краснеют. — Конечно, ты знаешь.

Ветер шепчет в кронах деревьев, принося с собой голоса, которые слышу только я.

Помоги нам, Винтер. Спаси нас.

Я не знаю, то ли это лес, то ли дядя Джо морочит мне голову, то ли что-то совсем другое. У меня всё ещё так много вопросов, и всё это из-за Джо. Он забрал моего отца. Он должен мне ответы, которые мой отец больше не может дать.

Я поворачиваюсь к Генри, слёзы застилают мне зрение, когда я прячу монету в ладони.

— Я хочу, чтобы ты знал, что я солгала. Я действительно чувствую, что между нами что-то есть. Я бы хотела, чтобы мы жили в то время, когда это не означало бы разбитое сердце и необходимость прощаться, но это не так. Я — страж леса. У меня есть долг здесь, и у тебя есть долг прожить свою жизнь так, как ты должен был прожить её, в своё время.

Я отпускаю его руку, и к тому времени, как на его лице появляется понимание, я уже вызвала светлячков.

— Мне жаль.

— Винтер, нет!

Он бросается вперед, но маленькие синие жучки уже там, окружают его, отбрасывают назад.

— Не делай этого!

— Отведите его к порогу совета, — говорю я.

— Нет!

Он снова бросается на них, колотя по ним кулаками. Запах палёных волос обжигает мне ноздри.

— Я не позволю тебе сделать это.

— У тебя нет выбора.

— Винтер!

— Когда ты доберешься туда, обязательно расскажи им всё. Не пытайся защитить меня. Они могут тебе не поверить, если ты не расскажешь им всего.

— Винтер, — кричит он. — Не делай этого!

Его кожа покраснела, покрылась волдырями, а светлячки отталкивают его назад, но он не прекращает попыток прорваться сквозь них. Я поворачиваюсь к нему спиной и начинаю спускаться по тропинке, не в силах больше выносить это зрелище, но я всё ещё слышу, как его плоть шипит, как яичница на сковороде, когда он врезается в жуков. Он выкрикивает моё имя снова и снова, каждый раз немного дальше, когда они толкают его к порогу совета, пока его слова не заглушаются шепотом деревьев и где-то слева от меня звуком потрескивания пламени.

Мой разум — не что иное, как статика, моё сердце — мёртвая штука, которая годами не качала кровь. Я бесчувственная, роботизированная, холодная, точно такая же, как человек, сидящий на скамейке передо мной, газовая лампа справа от него, каменная яма для костра перед ним, пламя отбрасывает тени на плоскости его лица.

— Привет, дядя Джо.

ГЛАВА XXXVIII

Джо медленно наклоняет голову, глядя на меня, как будто у него есть всё время в мире.

— Винтер. Что ты здесь делаешь?

Я ожидаю, что он будет звучать так же по-другому, как выглядит для меня сейчас, но его голос тот же, и я хочу верить, что это неправда. На короткую, мучимую чувством вины секунду мне хочется сделать вид, что я ничего не знаю. Я хочу сидеть рядом с ним, смотреть на огонь и вернуться в то место, где дядя Джо — это безопасность, защита, руководство. Я уже потеряла одного отца, и какая-то часть меня — избалованная, наивная часть — не хочет терять другого.

«Но ты уже потеряла», — напоминаю я себе.

— Первый патруль, — говорю я. — Уже рассвело.

Джо смотрит на розово-оранжевое