Парень говорил так редко, что все повернулись к нему, включая Гейрмунна и Стейнольфура. Шальги встретил их взгляды со спокойной уверенностью.

– Так говорил сакс Элвин.

– Верно, говорил. – Стейнольфур посмотрел на Гейрмунна и криво улыбнулся. – Но должны ли мы сохранять этот мир?

Гейрмунн задумался:

– Если мы его нарушим, у Уббы и Хальфдана будет больше причин ненавидеть нас. А мы сами окажемся в еще большей опасности.

– Тогда что делать? – спросил Рафн. – Сомневаюсь, что мы найдем более подходящее место для боя с Кроком.

Гейрмунн вновь присмотрелся к монахам и вспомнил все, о чем рассказывали два священника, встретившиеся ему в Англии. Как превратить храм в крепость для себя и Адских Шкур, не нарушив установленный мир? Гейрмунн вспомнил о первой встрече с Иоанном, когда тот протянул ему жесткий хлеб, ибо так велел христианский бог. Вглядываясь в лица монахов, Гейрмунн увидел нечто такое, что заставило его улыбнуться.

– У меня есть замысел, – объявил он соратникам.

В нескольких саженях от обнесенного стеной храма и других построек стояла громадная печь в форме луковицы. Воздух над ней дрожал. Гейрмунн подумал о горячем хлебе, и у него потекли слюнки.

– Не понимаю я твоего замысла, – признался Стейнольфур.

Вместе с другими Адскими Шкурами клятвенник Гейрмунна смотрел, как тот снял с себя оружие и доспехи. Стейнольфур озабоченно хмурился.

– Вы должны мне доверять, – сказал Гейрмунн. – Мы не можем просто выйти к ним. Однажды я уже попробовал. Эти монахи слишком боятся и ненавидят датчан. Есть только один способ получить нужное нам и не нарушить мир. Они должны поверить, что я в бедственном положении. А вы все должны пообещать мне, что останетесь в лесу, пока я вас не позову. Что бы ни увидели ваши глаза, не пытайтесь прийти мне на помощь.

Адские Шкуры недоверчиво переглядывались. Потом взгляды остановились на Стейнольфуре. Он лишь покачал головой и пожал плечами:

– Поверим в находчивость нашего командира.

Гейрмунн кивнул и двинулся на юг краем поляны. Он прятался за деревьями, пока не оказался напротив печи. Но между ним и душистым хлебом оставалось еще не менее пятнадцати сажен открытой местности.

В этот миг из ближайшей постройки вышел широкоплечий монах, стряхивая с рясы белые мучные дорожки. Подойдя к печи, монах открыл ее и длинным шестом стал вытаскивать темные караваи. Каждый он перебрасывал между мясистыми ладонями и клал на скамейку остывать.

Гейрмунн дождался, когда здоровяк уйдет. Поблизости бродили и другие монахи. Пришлось ждать еще, пока те не повернутся к нему спиной. Убедившись, что его никто не видит, Гейрмунн бросился к горячему хлебу. Он бежал через поле, засеянное репой. Зеленые листья хлестали по ногам, цепляясь за сапоги. Он представлял, каким дураком выглядит сейчас в глазах следивших за ним соратников. Достигнув скамейки, Гейрмунн схватил в каждую руку по караваю и уже был готов вернуться в лес, как вдруг его что есть силы ударили шестом по лицу.

Гейрмунн с громким стоном упал на спину. Глаза заслезились. Из носа пошла кровь. Это вовсе не входило в его замысел. Пекарь оказался проворнее, чем он думал. Конец шеста больно уткнулся в грудь, притиснув к земле. Гейрмунн разжал пальцы, и караваи покатились по земле.

– Хорошенько подумай, вор, как станешь оправдываться, – сказал монах, нависнув над ним. – Иначе обещаю, что ты горько пожалеешь о сказанном.

Гейрмунн не сомневался, что пекарь способен выполнить угрозу.

– Пощади меня, – сказал он. – Я несколько дней не ел.

– С этого надо было и начинать, а не красть хлеб.

Гейрмунн услышал шаги. К месту его пленения стекались монахи. Он вглядывался в их лица, сплошь незнакомые. Здоровяк по-прежнему давил концом шеста ему на ребра. Гейрмунн слизал кровь, текущую из разбитого носа. Он надеялся, что там, в лесу, не ошибся и знакомое лицо ему не привиделось.

– Кто ты такой? – спросил пекарь. – Датчанин?

– Меня зовут Гейрмунн.

Стена монахов расступилась, пропуская еще кого-то.

– Гейрмунн? – переспросил этот кто-то. – Не может быть, чтобы… Брат Альмунд, подними этого человека. Хочу посмотреть на него поближе.

Пекарь и не думал возражать.

– Да, отец, – сказал он.

Пекарь убрал шест, затем протянул ручищи к Гейрмунну и легко поставил его на ноги.

Подошедший монах вглядывался в моргающие глаза Гейрмунна. Тот рукавом вытер кровь под носом и тоже уставился на священника, довольный тем, что не ошибся. Правда, священник выглядел сейчас моложе, чем во время их первой встречи. Но тогда Гейрмунн видел его сквозь окошко деревянной гробницы.

– Тортред? – произнес Гейрмунн.

Услышав это имя, монахи зашептались и вопросительно посмотрели на собрата. Тот широко улыбался.

– Я жаждал, и ты напоил меня, – сказал он.

– Очень рад тебя видеть. – Гейрмунн оглядел собравшихся монахов. – Но никак не ожидал встретить тебя здесь.

– Я здесь, поскольку те датчане в большой спешке покинули Анкариг. Они были сильно разгневаны. Кстати, это случилось вскоре после твоего ухода. Что-то наверняка заставило их забыть про меня и мое затворничество. А здесь я еще и потому, что внял твоим словам.

– Неужели?

– Да. Я думал над ними и решил, что ты прав. Бог не хотел, чтобы я оставался там, умирая в одиночестве от голода.

– Отец, этот вор пытался украсть хлеб.

Пекарь и сейчас сжимал хлебный шест, как древко копья.

– Думаю, он голоден, – сказал Тортред. – Даже если бы наш христианский долг не велел кормить голодных, я все равно в долгу перед этим человеком за проявленную им доброту. И хочу еще раз напомнить всей братии, что в Мерсии установлен мир с датчанами. А теперь, брат Альмунд, прошу тебя, дай ему хлеба.

Здоровяк успокоился и склонил голову. Затем нагнулся, поднял один оброненный Гейрмунном каравай, смахнул с него землю и подал. Гейрмунн взял теплый хлеб. Голод побуждал немедленно отломить кусок, но он удержался от соблазна.

– До сих пор не верю, что мне посчастливилось встретить тебя здесь, – сказал Гейрмунн.

– Для меня в этом нет ничего удивительного, – ответил Тортред. – Мне не понадобилось далеко идти. Мы сейчас в каких-то сорока милях от Анкарига. Земля, на которой стоит монастырь, принадлежит аббатству в Мидсхемстеде. Меня назначили сюда аббатом. А ты, наверное, за это время странствовал намного больше моего?

– Да, намного. И, как оказалось, вернулся в те места, откуда начались мои скитания по Англии.

– Возможно, тебя сюда привела Божья десница.

– Сюда меня привела судьба и больше никто, – возразил Гейрмунн.