Аббат вздохнул и опустил глаза. Вид у него был раздосадованный, словно он надеялся, что Гейрмунн, очутившись в храме, впечатлится величественным зрелищем и пожелает стать христианином. Потом Тортред снова поднял голову и сказал:

– Ты не возражаешь, если я покажу тебе еще кое-что?

Они вышли из храма. Тортред запер дверь и повел Гейрмунна к другой двери, в северо-восточном углу двора. Пройдя через нее, Гейрмунн очутился в той части монастыря, которая несомненно не предназначалась для языческих глаз. Он попал во двор больше первого, со скрытым проходом, украшенным цветами и кустами. При виде Гейрмунна монахи побросали работу, но успокоились, заметив, что он явился в сопровождении аббата. Эту часть монастыря Тортред назвал клуатром. Он повел Гейрмунна вдоль стены к еще одной двери.

– Труд, вершащийся за стенами этого помещения, дорогостоящий и кропотливый. Он требует искусных рук и глаз. Прошу тебя не мешать работе братьев.

От этих слов любопытство Гейрмунна только возросло. Он кивнул:

– Я выполню твою просьбу.

Тортред открыл дверь. Гейрмунн увидел четырех монахов, сидевших за наклонными столами. Их негромкие речи придавали помещению схожесть с пчелиным ульем. Как Гейрмунн ни старался, ему не удавалось различать голоса. Казалось, все монахи говорили на разных языках. Склонившись над книгами и листами пергамента, они читали, писали и раскрашивали листы яркими красками, среди которых была и золотая. Линии, наносимые на пергамент, были очень тонки. Работа монахов и впрямь была кропотливой. Они не только выводили буквы, но и рисовали фигуры мужчин, женщин, детей, животных, а также прихотливые узоры, в которых легко запутаться глазу. Монахи были настолько поглощены своими занятиями, что никто даже не поднял головы. Но голоса продолжали звучать.

Тортред тронул Гейрмунна за плечо и кивнул в сторону двери. Они неслышно вышли во двор. Аббат тихо затворил дверь.

– Место, которые ты видел, называется монастырским скрипторием. Здесь мы читаем и переписываем священные книги для своих нужд и для нужд других.

– О чем они говорят? – спросил Гейрмунн.

– Они беседуют с ангелами, апостолами и святыми.

Гейрмунн оглянулся на дверь:

– Кроме четверых монахов, я никого не видел.

– Они говорят через страницы книг. Когда мы читаем слова святого Августина или святого Павла, их голоса вновь оживают и пронизывают нас.

– Ваши книги умеют удерживать голоса?

– Все книги удерживают голоса.

– Даже голоса мертвых?

Гейрмунн улыбнулся и кивнул. Потом спросил:

– Хочешь, я тебя научу?

– Читать?

– Да.

Гейрмунн вновь оглянулся на дверь скриптория. Ему вспомнилось, как Иоанн читал Сидроку перехваченное послание. Такое умение может очень пригодиться.

– Если ты согласен меня учить, я готов учиться.

Ответ понравился аббату. Учеба началась тем же вечером и не прерывалась ни на день. Несколько недель подряд, после ужина, Гейрмунн и Тортред усаживались во дворе на скамейке. Остальные Адские Шкуры с любопытством смотрели, как Тортред учит Гейрмунна читать. Поначалу аббат прутиком чертил буквы на земле, но через месяц добыл Гейрмунну несколько кусков старого истертого пергамента. Тортред хвалил его за понятливость. Гейрмунн был не первым его учеником, но по быстроте овладения чтением превосходил остальных. Сам Гейрмунн вовсе не тяготился учебой. Он хотел научиться читать и писать, поскольку оба навыка давали силу.

В один из таких вечерних уроков в ворота монастыря постучался гонец. Он был сильно изранен, с выбитыми зубами и сломанными ребрами, однако сумел преодолеть сорок миль, чтобы передать послание из Тамворта.

Судя по всему, перемирие кончилось. Датчане вернулись в Мерсию.

Раненого гонца монахи увели в клуатр. Тортред вернулся во двор. Вид у аббата был крайне встревоженный. Он сообщил, что датчане вынудили короля Мерсии Бургреда спасаться бегством. У него не осталось серебра для оплаты мира, и отсрочка, предоставленная датчанами, немедленно кончилась. Ивар и Убба атаковали Тамворт. Воины Хальфдана и Гутрума разбили лагерь в Хреопандуне – городе, расположенном к северо-западу от Тамворта.

– Бургред бежал? – удивился Гейрмунн. – После сражения с Этельредом и Эльфредом я убедился, что у саксонских королей хватает чести и мужества стоять до последнего.

– У кого-то хватает, а у кого-то нет, – ответил Тортред.

Гейрмунн покачал головой:

– Если датчане в Мерсии, тебе и твоим монахам грозит опасность. Стена, которую мы построили, выдержит нападение отряда, но не армии.

– Да, – рассеянно кивнул Тортред, глядя в никуда. Чувствовалось, что аббат думает совсем о другом. – Ты наверняка прав.

– А ведь тебя тревожит еще что-то, – догадался Гейрмунн.

Взглянув на него, аббат опустил глаза и свел руки под подбородком, словно произносил христианскую молитву. Кончики пальцев были прижаты к губам.

– В Анкариге я был вместе с братом. Его звали Танкред. Датчане его убили.

Гейрмунн вспомнил, как Иоанн однажды упомянул это имя.

– Потеря брата – тяжелый удар.

– У нас была еще сестра, – продолжал Тортред. – Това. Но ей удалось спрятаться на болотах и дождаться, когда датчане уйдут.

Гейрмунн видел ее лицо среди камышей, когда плыл на угнанной лодке. Он еще принял ее за речного призрака.

– Где она сейчас? – осторожно спросил Гейрмунн.

Тортред закрыл глаза:

– Во время атаки она была в Тамворте. Мне сообщили, что она бежала с намерением добраться сюда.

– Когда? – спросила Бирна.

Адские Шкуры внимательно слушали разговор. Тортред выпрямился и посмотрел на них, словно лишь сейчас вспомнил об их присутствии.

– Несколько дней назад, – ответил он и кивнул в сторону двери, ведущей в клуатр. – Она покинула Тамворт даже раньше израненного брата, который принес нам тяжкую весть. За это время она должна была бы уже добраться до монастыря. Боюсь, с ней случилась беда.

Гейрмунн посмотрел на Рафна и Ветра. Те молча кивнули и подняли с земли оружие. Словесного приказа им не требовалось.

– Если ее надо найти, мои воины ее найдут.

Аббат поднял глаза:

– Признаюсь, я надеялся на такое предложение, но не решался просить.

– Почему?

– Ты же язычник. Я боялся, что теперь, когда перемирие нарушено…

– Перемирие нарушено между конунгами и королем, но это не делает нас врагами… по крайней мере, до тех пор, пока нас не заставят воевать.

Тортред вздохнул и едва не рассмеялся.