— Кари Лисе Ветре? Это же вы политик?

Это все-таки произошло. Ее узнали. Девушка стояла прямо за ее спиной и понимающе улыбалась. Ветре предположила, что ей чуть за двадцать. Красивая и худенькая. В ней было что-то легкомысленное и студенческое.

— Я видела про вас по новостям. И про вашу дочь. Надеюсь, все разрешится, — сказала девушка.

— Я… — начала Ветре. Выпрямилась. — Спасибо, очень приятно. Прошу прощения. Не хочу показаться невежливой, но я кое-кого жду.

Девушка покачала головой.

— Это я должна извиниться. Не хочу вам мешать. В любом случае, вот ваш телефон.

Ветре вопросительно посмотрела на нее.

— Он лежал здесь. На земле. На нем ваше имя.

Девушка протянула ей черный телефон. Ветре никогда раньше его не видела. Сзади к нему был приклеен кусок желтого скотча с надписью большими буквами: «КЛВЕТРЕ».

— Спасибо, — неуверенно отозвалась Ветре.

Как только она взяла его в руку, он запищал. Сообщение.

— Ну что же, хорошего дня, — сказала девушка.

Но Кари Лисе Ветре этого не услышала. Вместо этого она уставилась на телефон. Открыла сообщение. Прошла секунда или две, прежде чем она поняла, что там было написано.

Это была фотография. На фоне — небо, холодное и голубое, и там, где горизонт встречался с фьордом, голубой цвет становился теплее. Она разглядела здание Оперного театра, расположенное примерно по центру фотографии, и поняла, что фотограф стоял у нее за спиной. Она повернулась и посмотрела на отель возле «Осло С».

Фотографию сделали сверху. С правой стороны вдоль крыши шла узкая уложенная гравием терраса. На террасе на коленях стояли двое одетых в темное мужчин. Один из них смотрел вниз на здание Оперного театра через прицел винтовки. Второй сидел за подзорной трубой. По отсвету на фотографии было понятно, что она сделана через оконное стекло. В нижней части снимка было всего одно слово: «Бабах».

Удар сбил его с ног. Ничего не различая перед собой в темноте, упал наземь ничком возле землянки. Только он попытался повернуться на бок и достать из-за пояса пистолет, как на него навалилось чье-то тяжелое тело. Чья-то рука вцепилась Кольбейну в волосы, оттянула голову назад и ударила ее о замерзшую землю. Чьи-то колени давили ему на поясницу. Кожа на лице Кольбейна лопнула, лицо залило кровью. Он почувствовал во рту горький вкус мха. Ему заломили руки за спину и заковали запястья в холодные стальные наручники. Чьи-то сильные руки потянули его вверх. Кольбейн, шатаясь, пытался зафиксировать взгляд на фигуре, которую он различал перед собой, но его ослепил яркий свет фонаря. Он видел перед собой только мелькающие тени.

— Смотрите-ка, — послышался тоненький голосок.

Слепящий свет исчез. Проморгавшись, Кольбейн увидел толстого коротышку в фуражке ленсмана[47]. Его глаза выражали испуг. Коротышка держал в руках кольт Кольбейна и, пыхтя в топорщащиеся усы, никак не мог разрядить обойму.

— Обыщите его.

Полицейский грубо похлопал Кольбейна по ногам, паху и торсу.

— Сколько вас тут? С кем ты сотрудничаешь?

Ленсман потряс полы куртки Кольбейна и продолжил на южном диалекте, растягивая гласные:

— Как тебя зовут? Что ты тут делаешь?

— Я один, — ответил Кольбейн.

— Ложь.

Ленсман повернулся к одному из полицейских.

— Асбьёрнсен. Поставь двоих на вахту. Когда рассветет, мы прочешем всю рощу. Свеннсен и Хауг, вы обыщите землянку. Все, что может нас заинтересовать, изымите. Когда закончите, мы взорвем это дерьмо.

Он перевел взгляд обратно на Кольбейна.

— Такое барахло нам в Листе не нужно. Взорвем его к чертям.

Он сплюнул.

— Асбьёрнсен! Уведи его.

Двое полицейских конвоировали Кольбейна, а ленсман, сопя, шел сзади. Когда завелся мощный мотор, яркие фары осветили гравиевую дорогу. Они подошли ближе к темному фургону, и Кольбейн увидел еще двоих в полицейской форме. Рядом с ними стояла молоденькая девушка в белой шапке. На вид ей было лет пятнадцать — шестнадцать. Красивое узкое лицо было в веснушках. Ленсман крепко схватил Кольбейна за шею, толкнул в спину и подставил его лицо под свет.

— Вот этого ты видела, Карен?

Девочка дрожала, но Кольбейн не знал, из-за него ли или из-за грубого обращения, которому он подвергся. Ладошками, одетыми в голубые вязаные варежки с узором в виде снежинок, она терла себе плечи. Отведя взгляд, она ответила.

— Да. Это он.

— Уверена?

— Да. Я уверена.

— Точно-точно уверена, девочка моя?

Кольбейн вздрогнул. Голос показался ему знакомым. В полоске света Кольбейн сначала увидел форменные штаны, а затем человек сделал шаг вперед. Хьелль Клепсланн прижимал трость к груди.

— Да, отец. Я точно уверена. Абсолютно точно.

Карен Клепсланн подняла глаза на отца и улыбнулась.

Когда Кари Лисе Ветре повернулась и посмотрела прямо на снайперов на крыше отеля, Фредрик понял, что что-то пошло не так. И тут же в ухе запищало. Сигнализация. С этого момента он уже больше не был зрителем. Время пришло. Ладони вспотели, кровь стучала в висках. Полотно полимерного ограждения из-за скопившегося на нем конденсата слегка вибрировало. Фредрику не хватало кислорода. Фредрик вскочил, опрокинув стул, увидел, как группа захвата направляется к проему в ограждении и побежал за ней, держа руку на висевшей на поясе кобуре с полуавтоматическим пистолетом Heckler & Koch.

В считанные секунды летнюю идиллию сменили хаос и испуганные лица. Девушка, обратившаяся к Ветре, лежала на животе на мраморной площадке и кричала. У нее на спине сидел одетый в штатское полицейский, прибежавший с крыши. Он надевал на девушку наручники, а его напарница, приставив пистолет к голове задержанной, приказным тоном кричала столпившимся вокруг них людям:

— Полиция! Все назад! Это полицейская операция!

— Полиция! — взревели полицейские из группы захвата.

Толпа с недоверием уставилась на четырехглавое чудовище: полицейские в масках, подняв винтовки C8 и автоматы MP5, выскочили из здания Оперного театра. Двое из них толкнули Ветре за мраморную скамейку и встали над ней живым щитом. Двое других двинулись в разных направлениях по площади перед театром, держа оружие перед собой.

Как только паралич от испуга прошел, люди побежали. Они бежали от кричащих вооруженных полицейских к мраморному мосту и вверх по наклонной крыше Оперного театра. Из колясок спешно доставали орущих детей. На площади валялись опрокинутые бутылки с водой, книги и рюкзаки. Взгляд Фредрика упал на зеленое яблоко. Кто-то только что успел откусить от него кусочек, и теперь оно медленно катилось вниз, в противоположную сторону от всех бегущих. Царивший хаос был пиром для сидевшего в засаде. Бомба в сумке. Нож в спине, снайпер или осатаневший психопат с винтовкой. Люди не чувствовали, что им угрожает опасность.