– Никуда они не денутся. Они сейчас наверняка пошли к дому грека-работорговца. А мы туда подойдем чуть позже, чтобы убедиться в своей правоте.

– И ничего не узнаем, – прокомментировал Барабаш.

– Все узнаем. А издали да через забор наблюдать за разговором я тоже смысла не вижу. Важнее другое. Грек был на состязании – потому сразу и потребовал с тебя приз. И теперь обязательно передаст Райнульду, кто купил его сына и племянника. Да и меня вслед за эстом подробно обрисует. Не подвел бы вот слуга…

– А ты думаешь, у Райнульда денег нет, чтобы со мной расплатиться? Ты же говорил, вроде…

– Денег у него хватит, чтобы с тобой десять раз расплатиться. Только он захочет сына и племянника получить прямо сейчас, сразу. И не от князя Годослава, а от нас.

– Ну и что? Чем это плохо? Он будет нам благодарен.

– Благодарность Райнульда Трюгвассена для меня и для тебя – осенний прошлогодний туман. Как дым улетучится, а толку от нее не будет. Частный вопрос, запомни, всегда есть не больше, чем частный вопрос. А если эта благодарность будет адресована князю Годославу, вопрос из частного перерастает в государственный. Пойдем… Надолго и нам не след от них отставать.

Город, как и день назад, мешал передвигаться в нужном направлении. Беспорядочность движения толпы создавала на узких кривых улочках непонятного свойства человеческие водовороты. Стоило попасть в любой из них, и он обязательно выносил тебя куда-нибудь к постоялому двору, к трактиру или просто к стоящим на улице бочкам с пивом или вином. Барабаш несколько раз пытался остановиться возле подобных мест, куда их раз за разом выносило. Но тут же замечал, что Ставр уже отошел далеко и удаляется стремительно, и старался догнать волхва, не успев утолить жажду. Несмотря на высокий рост, потерять человека в такой толкотне – пара пустяков.

На этот раз Ставр повел стрельца другой дорогой, более длинной, хотя город сам по себе был настолько невелик, что более длинная дорога все равно не могла бы быть длинной по-настоящему, если бы не приходилось преодолевать столпотворение. К городской стене они вышли в противоположной стороне, двинулись вдоль нее и остановились так, чтобы им были видны ворота двора работорговца. Стали ждать здесь, под навесом, рядом с маленьким трактирчиком, среди людей, рассевшихся за длинными столами с вместительными кружками. Конечно, не пустыми…

– В жизни такого вина не пивал! – сказал давно не умывавшийся смерд, чмокая беззубым ртом. – Потому, я думаю, и живут богатые богато, что такое вино каждый день пьют…

Барабаш, не задумываясь, сел за стол, и тут же трактирный слуга, парнишка с сизым от природы или от работы носом, поставил перед ним глиняную кружку.

– Я не просил… – не понял стрелец ситуацию.

– Брат Феофан всех угощает, – оскалился слуга. – Это его приз за победу в турнире, как лучшего рыцаря дубинки.

Объемный образ брата Феофана живо всплыл в воображении Барабаша.

– А где он сам?

– В трактире. Отдыхать от изнурительного поста изволит.

Барабаш переглянулся со Ставром, который за стол не сел, и потому ему кружку не поднесли, и опорожнил свою посудину. Вино стрельцу понравилось, и он решил поблагодарить монаха за душевную щедрость. Благо, что немного был с ним знаком после встречи в доме Олексы. К тому же один из победителей турнира может подойти к другому победителю без ложного стеснения. Тем более что именно благодаря появлению пьяного монаха победа Барабаша получилась такой эффектной.

Он прошел к двери, заглянул за нее, но тучной фигуры в полумраке не различил.

– Так где здесь брат Феофан? – спросил стрелец у того же слуги.

– А вон он, – ответил парнишка, показав под стол. – Я же говорю, после поста отдыхать изволит…

Под одним из столов лежала не шевелясь какая-то расплывчатая масса. И стоило большого труда догадаться, что это и есть победитель турнира, лучший рыцарь дубинки, как окрестили брата Феофана в простонародье.

– Давно отдыхает? – поинтересовался Барабаш.

– А как сразу после турнира засел здесь, так то встанет, то ляжет, то встанет, то ляжет… А сегодня уже не встает, ему кружки под стол носят.

– А кто ж народ угощает?

– Народ попросил благочестивого победителя праздник устроить, он и велел угостить.

– Давно?

– Давно. Вчера еще. С тех пор мы и не закрываемся. Ноги уже не бегают, а люди все идут да идут. Слава Вотану[38], вино кончается…

– Щедрый монах… – чуть не с завистью сказал Барабаш. Он не догадался и даже не собирался так распоряжаться своим призом и от этого испытывал некоторое неудобство. Будто в жадности его кто обвинил.

– Барабаш! – позвал волхв.

Стрелец уже думал было, что из последних золотых монет, которые не поместились в отданный работорговцу рог, стоит тоже поставить угощение для простых людей. Но ему пришлось, вздохнув то ли от огорчения, то ли от облегчения, поспешить за своим командиром. Вздох славянина, видимо, произвел на слугу приятное впечатление. И тот долго еще смотрел вслед человеку, который умеет так красиво вздыхать. Он же сам умел только шмыгать своим сизым носом и оттого часто чувствовал себя несчастным и бесталанным.

– Они уходят, – тихо сказал Ставр, кивнув на ворота двора грека-работорговца, которые слегка приоткрылись, но пока еще никого не выпустили. Должно быть, за воротами продолжался разговор, сильно огорчивший ярла Райнульда. – Смотри внимательно, кто ворота запирать будет. Тот ли, что намедни за нами запирал?

Расстояние до ворот было немалым, и сам Ставр на свои глаза полностью полагаться не мог. Однако у стрельца глаз острее, и Барабаш сразу, как только ярл с эстом-викингом вышли, и им вслед высунулась, осматривая улицу, кучерявая голова, сказал:

– Тот самый.

– Тогда пошли… – распорядился волхв, даже не дождавшись, когда первые посетители скроются за ближайшим углом. Впрочем, они не оборачивались.

Оказавшись около ворот, Ставр трижды ударил в створу посохом.

– Кого несет? – издалека раздался голос.

Ставр ударил еще трижды.

– Сейчас с мечом выскочит… – предположил Барабаш и поправил лямку ножен своего меча, висящего за левым плечом. Он помнил, как Ставр, для убедительности разговора, ткнул слугу под ребра посохом, а потом, позвав хозяина, слуга этот вернулся, уже опоясанный кривым восточным мечом.

Створка приоткрылась. Увидев волхва, слуга греческого работорговца испугался так, словно его самого сейчас в рабство продадут. Оглянулся на дом, потом вышел за ворота.

– Зачем ты сюда пришел? – возмущенным шепотом сказал он. – Увидит хозяин, быть мне битым…

– Что ярлу рассказали? – не отвечая на испуг слуги, спросил Ставр.