Когда около пяти лет назад я только приступил к этим исследованиям, Зигмунд Фрейд меня совершенно не интересовал. (Возможно, он бы сказал, что я отрицаю.) И, как и большинство моих коллег, я очень скептически относился к его идеям. Мир нейронауки вообще глубоко подозрительно относится к Фрейду, ибо он говорил о неуловимых аспектах человеческой природы — его теории звучат правдоподобно, но их нельзя проверить эмпирически. Однако, поработав с анозогнозиками, я пересмотрел свое мнение: хотя Фрейд написал много глупостей, он был гений, особенно если учесть социальный и интеллектуальный климат Вены на рубеже веков. Фрейд одним из первых подчеркнул, что человеческая природа может быть подвергнута систематическим научным исследованиям, что законы психической жизни можно изучать так же, как кардиолог изучает сердце или астроном — движение планет. Сегодня мы принимаем такое утверждение как должное, но в то время это был воистину революционный прорыв. Неудивительно, что имя Фрейда стало притчей во языцех.

Пожалуй, самый ценный вклад Фрейда в науку — открытие, что сознательный разум всего лишь фасад; 90 процентов того, что происходит в вашем мозге, вы не осознаете. (Яркий пример тому — зомби из главы 4.) И что касается психологических защит, Фрейд попал в точку. Кто усомнится в реальности «нервного смеха» или «рационализаций»? Вы пользуетесь подобными трюками постоянно, но, как ни странно, даже не подозреваете об этом. Укажи вам на них кто-нибудь другой, вы, вероятно, станете все отрицать. Но когда к тем же самым стратегиям прибегают окружающие, это бросается в глаза и выглядит комично. Разумеется, все это хорошо известно любому уважающему себя драматургу или романисту (почитайте Шекспира или Джейн Остин); главная заслуга Фрейда в том, что он указал на ключевую роль психологических защит в организации нашей психической жизни. К сожалению, теоретические схемы, которые он предложил для их объяснения, оказались весьма туманны и непроверяемы. Слишком уж часто он полагался на мудреную терминологию и одержимость сексом, но главное — Фрейд никогда не проводил экспериментов, чтобы подтвердить (или опровергнуть) свои гипотезы.

К счастью, у нас есть пациенты с отрицанием, которые используют механизмы психологической защиты прямо на ваших глазах. В этом отношении они подобны преступнику, застигнутому на месте преступления. Вы можете составить длинный список стратегий самообмана, описанных Зигмундом и Анной Фрейд, и наблюдать четкие, гипертрофированные примеры каждого из них. Увидев один такой перечень на практике, я убедился не только в реальности психологических защит, но и в центральной роли, которую они играют в человеческой природе.

Отрицание. Наиболее вопиющим, конечно, является прямое отрицание: «Моя рука работает нормально», «я могу двигать левой рукой — она не парализована».

Подавление. Как мы видели, иногда больной признает свой паралич, однако через некоторое время возвращается к отрицанию. При этом он «подавляет» все воспоминания о признании, сделанном всего несколько минут назад. Многие когнитивные психологи утверждают, что подавленные воспоминания (например, внезапные воспоминания о жестоком обращении в детстве), по сути, являются подделкой; по большому счету, таков урожай психологических семян, посеянных терапевтом и выращенных больным. Однако здесь мы имеем дело с истинным подавлением, хотя и в меньшем временном масштабе; что же касается влияния экспериментатора, то эта возможность заведомо исключена.

Реактивное образование. Реактивное образование — склонность заменять истинные эмоции и побуждения на прямо противоположные. Так, в бессознательной попытке утвердить свою предполагаемую маскулинность латентный гомосексуалист может пить пиво, расхаживать в ковбойских сапогах и вести себя как мачо. Кстати, в рамках одного исследования было установлено, что при просмотре мужской порнографии у откровенных гей-ненавистников наблюдается более сильная эрекция, чем у мужчин, которые лишены подобных предрассудков. (Если вам интересно, как измерялась эрекция, то исследователи использовали специальное устройство под названием плетизмограф).

Мне вспоминается Джин — женщина, которая заявила, что правой рукой может поднять стол на два с половиной сантиметра, а затем добавила, что ее парализованная левая рука сильнее, чем правая; ею она может поднять стол на четыре сантиметра. Не забывайте и про миссис Доддс, которая «завязала шнурки обеими руками». И то, и другое — яркие примеры реактивного образования.

Рационализация. В этой главе много примеров рационализации. «О, доктор, я не могу пошевелить рукой, потому что у меня артрит и это больно». Или: «Студенты-медики приставали ко мне весь день, и мне больше не хочется двигать рукой».

На просьбу поднять обе руки, один человек высоко поднял правую руку и, заметив, что я пристально смотрю на неподвижную левую, пояснил: «Как видите, чтобы поднять правую руку, левую нужно опустить. Если я одновременно подниму обе руки, я же потеряю равновесие!»

Реже мы видим откровенную конфабуляцию: «Я касаюсь вашего носа левой рукой» или «да, я хлопаю».

Юмор. Даже юмор может прийти на помощь — не только этим пациентам, но и всем нам, — о чем хорошо знал Фрейд. Только подумайте о так называемом нервном смехе или обо всех тех случаях, когда вы использовали юмор, чтобы разрядить обстановку. Совпадение ли, что так много шуток касаются потенциально угрожающих тем — например, смерти или секса? Не думаю. Наблюдая за больными, я убедился, что самое эффективное средство от абсурдности человеческого бытия — скорее юмор, нежели искусство.

Помню, как однажды я попросил пациента — преподавателя английской литературы — пошевелить парализованной левой рукой.

— Мистер Синклер, вы можете коснуться моего носа левой рукой?

— Да.

— Чудесно. Пожалуйста, прикоснитесь к нему.

— Я не привык исполнять приказы, доктор.

Смутившись, я поинтересовался, юмор это или сарказм.

— Нет, я совершенно серьезно. Я не шучу. А почему вы спрашиваете?

Итак, хотя замечания таких пациентов часто окрашены извращенным чувством юмора, они абсолютно не осознают, что при этом сами выглядят смешно.

Другой пример:

— Миссис Франко, вы можете коснуться моего носа левой рукой?

— Да, но будьте осторожны, я могу случайно ткнуть вам в глаз.

Проекция. Проекция — приписывание собственной болезни или ограничений другим людям. «Эта парализованная рука принадлежит моему брату, потому что моя-то рука в порядке». Можно ли считать это истинным случаем проекции? Пусть решают психоаналитики. По-моему, очень похоже.

* * *

Итак, у нас есть пациенты, прибегающие к тем же видам защитных механизмов — отрицанию, рационализации, конфабуляции, подавлению, реактивному образованию и т. д., — которые все мы используем каждый день. На мой взгляд, они предоставляют нам фантастическую возможность научно проверить теории Фрейда. Пациенты — это микрокосм вас и меня, только «лучше», ибо их защитные стратегии реализуются в ограниченном временно́м масштабе и усилены в десятки раз. Таким образом, мы можем провести эксперименты, о которых фрейдистские аналитики только мечтали. Например, что определяет выбор защиты в данной конкретной ситуации? Почему вы используете прямое отрицание в одном случае и рационализацию или реактивное образование в другом? Что определяет предпочтение конкретного защитного механизма: тип личности или социальный контекст? С людьми, занимающими более высокое и низкое положение в обществе, вы используете одну стратегию или разные? Другими словами, каковы «законы» механизмов психологической защиты? Нам предстоит еще пройти долгий путь, прежде чем мы сможем ответить на эти вопросы[96], но лично я нахожу захватывающей уже одну только мысль о том, что мы, ученые, можем вторгнуться на территорию, которая до сих пор всецело принадлежала романистам и философам.