Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Другие доктора ничего не сделали, но хоть вы-то поможете мне от него избавиться? — однажды спросил он.
Стоило мне затронуть тему опухоли, как Билл равнодушно пожимал плечами.
— Вы же знаете, врачи иногда ошибаются, — говорил он.
Итак, вот умный, образованный человек, упорно не желающий признавать доказательства, предоставленные его врачами, и бойко отвергающий тот факт, что у него терминальный рак мозга. Чтобы избежать беспричинной тревоги, он приписал ее чему-то ощутимому — волдырю. Фрейд назвал бы его одержимость волдырем смещением — замаскированной попыткой отвлечь собственное внимание от скорой смерти. Любопытно, но иногда легче изменить направление, чем отрицать[90].
Самый чудовищный бред, который я когда-либо слышал, описан Оливером Саксом. Некий пожилой человек постоянно падал с кровати. Каждый раз, когда он скатывался на пол, санитары поднимали его и укладывали обратно в постель, но несколько мгновений спустя снова слышали громкий стук. Наутро доктор Сакс спросил его, почему он все время падал с кровати. «Доктор, — взволнованно объяснил старичок, — эти студенты-медики подложили мне в кровать мертвую руку, и я пытался избавиться от нее всю ночь!» Не признавая, что парализованная конечность принадлежит ему самому, мужчина скатывался на пол всякий раз, когда пытался ее оттолкнуть.
* * *
Как показывают эксперименты, которые мы обсудили выше, пациент с отрицанием не просто пытается сохранить свое реноме, отрицание коренится в самой его психике[91]. Но означает ли это, что информация о параличе где-то заперта — подавлена? Или это подразумевает, что она вообще отсутствует в его мозге? Последнее предположение кажется маловероятным. Если знания не существует, почему больной говорит такие вещи, как «я завязала шнурки обеими руками» или «я же не левша, я владею левой рукой хуже, чем правой»? Подобные замечания предполагают, что «кто-то» там знает, что парализован, но эта информация недоступна сознательному разуму. Если данное предположение верно, есть ли способ получить доступ к этому запрещенному знанию?
Чтобы это выяснить, мы повторили хитроумный эксперимент, проведенный в 1987 году итальянским неврологом Эдуардо Бизиаком. Бизиак взял шприц, наполненный ледяной водой, и оросил левый слуховой канал пациентки с неглектом и отрицанием — процедура, с помощью которой врачи обычно проверяют функцию вестибулярного нерва. Через несколько секунд глаза больной начали энергично двигаться. Дело в том, что холодная вода создает в ушных каналах конвекционный ток, тем самым заставляя мозг думать, что голова движется. Возникающие при этом непроизвольные движения глаз мы называем нистагмом. Когда Бизиак спросил женщину, может ли она использовать обе руки, она спокойно ответила, что не способна пошевелить левой рукой! Удивительно, но орошение холодной водой левого уха вызвало полное (хотя и временное) исчезновение симптомов анозогнозии.
Когда я узнал об этом эксперименте, я буквально выпрыгнул из своего кресла. Вот неврологический синдром, проявления которого обусловлены поражением правой теменной доли и нейтрализованы ледяной водой в ухе. Что может быть проще? Почему этот удивительный опыт не попал в заголовки газет? И правда, я обнаружил, что большинство моих профессиональных коллег даже не слышали о таком эксперименте. Поэтому твердо решил опробовать эту процедуру на следующем же пациенте с анозогнозией, которого я увижу.
Им оказалась миссис Маккен, пожилая женщина, которая тремя неделями ранее перенесла инсульт в правой теменной доле, что привело к параличу левой стороны тела. Моя цель состояла не только в том, чтобы подтвердить наблюдение Бизиака, но и проверить ее память. Если пациентка вдруг признает, что была парализована, что́ она скажет о более ранних отрицаниях? Она будет отрицать свои отрицания? А если она их признает, то как объяснит? Сможет ли она рассказать нам, почему это делала, или это абсурдный вопрос?
Я наблюдал миссис Маккен каждые три-четыре дня в течение двух недель, и каждый раз мы проходили через одну и ту же процедуру.