— Даже не знаю как объяснить, на ней еще слова из песнинаписаны, ну старой такой веселой песни, телки и теперь ее поют, по радиослышал да видел по телеку. Хорошая песня, — он махнул рукой, — забыл, короче.

— Ладно, фиг с ней, с песней, что дальше с вами было?

— Ну, мы с Рябым пару телефонов еще прихватили, сложили в мешоки вынесли на другую сторону двора. Я машину уже поймал, мужика уговорил отвезтименя в город, а тут Рябого жадность одолела, задумал вернуться. Часы с убитогоснять забыл. Говорит: “Не было еще такого, чтобы я рыжье ментам оставил, всеравно ведь с трупа помоют.” Ну пошел он и, как накаркал, — вот они менты. Рябойстрелять начал. Они в него. Я не стал дожидаться и водиле ехать велел. Онзатрясся весь и так дал по газам, что мигом домчал в Сокольники. Там я весьмадеполам и сгрузил. Схоронил на хате у бабы своей одной, куртку тоже оставилтам, другой прикид накинул и подальше дернул.

— А Рябой что же, не обиделся, что ты его бросил? —поинтересовалась я.

— С того света об обидах не сообщают, — спокойно ответилЛавр. — Пристрелили его менты. Я точно потом узнал.

— А Васька твой жив? — спросила я.

— Если бы, — нахмурился Лавр. — Он после того как сбежал,там же, ну не у себя в доме, а по соседству с тем особняком и залег. Тольконашли его.

— И тоже?

Лавр не ответил, вздохнул и пожаловался:

— Курить хочу, а парализованным этого нельзя…

Я достала из машины пачку и самолично закурила для негосигарету. Он несколько раз жадно затянулся, оглянулся воровато, не видит ликто, и с благодарностью сказал:

— Спасибо, — и ту же продолжил: — Нашли Ваську эти фраера истрашно пытали. Уж что им от него нужно было, не знаю, но догадываюсь теперь —то же, что и от меня.

— А что им нужно от тебя?

Лавр продолжил, словно и не слышал вопроса:

— Как узнал, что пытали Ваську, сразу дернул в Змеевку своюродную, к сестрице троюродной, и там залег. Но и там меня нашли, уж как, незнаю. Может у них там в доме телевизионные камеры были или что другое, толькопортреты наши они срисовали. Это точно. Иначе как нашли?

Дальнейшее я уже знала, а потому сказала:

— Ты через подвал ушел, в котором ход прорыл, и под братцапарализованного закосил. О братце от сестрицы узнал.

— Да, узнал, ушел и закосил на свою голову. И фраера меняздесь не беспокоят, но и сам сижу в ловушке и как выбраться голову ломаю…

Было очевидно, что Лавр этот и в самом деле настрадался, очем не дурак поговорить, но у меня на пустые разговоры времени не было, потомупрямо и спросила:

— Так что эти фраера с автоматами от тебя хотели? Говори, неюли, если на помощь мою рассчитываешь.

Лавр оживился.

— Рассчитываю, очень рассчитываю, — подтвердил он. — Ахотели от меня дискету какую-то, я тогда и не знал, что это. Кричали, отдай ипроваливай на все четыре стороны.

— И ты отдал?

— Ага, нашла дурака. Во-первых, я сказал уже тебе, что весьмадеполам на хате сгрузил и переоделся, а во-вторых, верить этим фраерам, — осебе не заботиться. Так они меня живым и отпустили бы…

— Да что же это за дискета такая, из-за которой тебя гоняют,как таракана по коридору? — удивилась я.

Лавр руками развел:

— Сам не знаю. До того и слова такого не слыхивал “дискета”,а потом, когда фраера эти позорные закричали, чтобы отдал дискету с надписью,где слова из песни, то сразу понял о чем речь. О той штуковине в коробочке, чтобыла в кармане у трупа в офисе. А дискету эту, блин, у бабы в своей курткеоставил, когда модапалам ей сваливал.

Я испугалась:

— Так ты что, потерял дискету?

— Обижаешь. Нашел эту дискету, так и лежала в куртке она.Нашел и подумал: припру фраеров, пусть деньги платят за нее. Прикинь, какиеденьги они на наши поиски, на бойцов-автоматчиков и все такое прочее запалили.Не бедные, видать, фраера и дискетка им, видать, позарез. Решил: в крайнемслучае жизнь свою на эту дискету обменяю.

Я тут же предположила, что теперь он будет просить менявести переговоры по продаже дискеты, сам-то к постели парализованного прикованда и не рискнет из-под охраны выходить.

Сначала я струхнула. “Ха, — подумала я, — не стану вестипереговоры. Из одного дерьма еще не выбралась, а он уже тащит во второе.”

Но тут меня осенило: а зачем переговоры с кем-то вести?Скажу ему, что веду, а сама дискету у него выдурю и посмотрю что на ней, разтакой сыр-бор разгорелся. Бесплатно он вряд ли дискету отдаст, но и много незапросит. Особенно, если будет думать, что, продавая дискету, покупает свободу.

Пока я на мысли свои отвлеклась, Лавр замолчал,закручинился, о чем-то тоже призадумался.

— Так где же дискета? — спросила я.

Лавр вздрогнул, горестно вздохнул и ответил:

— А нет ее.

Я разволновалась:

— Как — нет? Где же она?

— Не знаю, — Лавр беспомощно руками развел. — В шкаф еесунул, уже когда поселился у братана, у Федота. Думал, устаканится все, а потомначну способ искать как без риска связаться с фраерами. Только недавно дискетапропала. Исчезла из шкафа.

— Как это пропала? Как исчезла?

— А вот так! — зло выкрикнул Лавр. — Пропала. Одеяло Любкинов шкаф прибыло, фуфайка ментовская тоже появилась, а дискета пропала.

Ох, как я рассердилась!

Что же этот болван уже не мог дискету так схоронить, чтобыее не нашли?

Ха! В шкаф сунул! Еще бы на порог положил. Видит же сам, чтоне дом, а двор проходной, и всяк в этот шкаф залезть норовит.

— Да почему же ты ее в более надежное место не определил? —возмутилась я.

— Да нет там надежного места, везде бабы нос суют. Ты была вэтой квартире?

В квартире парализованного я не была, а потому промолчала.Зато взорвался Лавр.

— Там, кроме кровати, стол, стул, да шкаф и больше нет нишиша. Куда, по-твоему, я должен был спрятать дискету?

Для дискеты места я не нашла, а потому сразу повеларасследование:

— Да кто к тебе вообще заходил в тот период, когда пропажапроизошла? Напрягись, вспомни, ведь не иголка дискета.

Лавр призадумался.

— По нескольку раз в день на дискету ту глядел, — пробурчалон. — Каждый день глядел.