– Эль?

Я резко оборачиваюсь – передо мной стоит Марк.

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я.

Он демонстрирует мне стопку книг.

– Возвращаю в библиотеку мамины романы… если вы не возражаете?

– Извините, – бормочу я.

Мои мысли заняты испорченными книгами. Интересно, Марк видел? Не он ли наблюдал за мной сквозь полки?

– Завтра я уезжаю в Лондон, – говорит он. – Хотелось бы попросить вас проведывать иногда мою семью, но…

– Конечно!

Он задумчиво на меня смотрит.

– Ну, хорошо… Это было бы здорово. – Марк расправляет плечи. – Ладно, увидимся. Если не закроете дом.

– Что, простите?

– Февраль – самый жуткий месяц. Посмотрим, как вы справитесь.

Улыбнувшись, он уходит через зал к ячейкам для возвращенных книг. Минуту я выжидаю, затем складываю вещи, беру ноутбук и, опустив голову, тоже направляюсь к выходу.

В дверях меня оглушает пронзительное пиканье сигнализации. Раздается механический голос: «Пожалуйста, подойдите к сотруднику библиотеки».

Я замираю на месте, меня бросает в жар.

– Эль! Привет! – Ко мне спешит Лора. – Похоже, система безопасности работает, как надо: писатели не уходят от нас, не поздоровавшись!

Шутка доходит не сразу. Я делаю приветливое выражение лица и улыбаюсь.

– Конечно! Извини!

– Я давно вас заметила, но не хотела мешать в разгар работы – вы корпели, не отрываясь. Уже скоро, да?

Я растерянно хлопаю глазами.

– Ну, срок сдачи. Вся библиотека следит за вашей страничкой в «Фейсбуке». Срок ведь на следующей неделе?

– А! Верно. На следующей.

– Желаю удачи! Ждем не дождемся, когда выйдет вторая книга. – Она глубоко вздыхает. – Надо вас уже отпустить. Извините, что так вышло с дверями. Наверное, им что-то не понравилось. Иногда бывает. Правда? – говорит она приближающейся к нам Мейв.

– Эль, рада снова вас видеть! Извините, двери порой излишне чувствительны. Попробуйте еще раз.

Неподалеку крутится мужчина в жилете, делая вид, что рассматривает книги. С невозмутимым выражением лица я подхожу к дверям, хотя под свитером буквально пылаю. Разумеется, сигнализация мгновенно срабатывает.

– Ой, – смущенно бормочет Лора. – Ничего не понимаю. Может, у вас в сумке какие-то книги?

Главное – не забывать улыбаться.

– Да нет никаких книг. Я сегодня только поработать пришла.

– Я вас видел!

Я оборачиваюсь на голос.

Мужчина в жилете тычет пальцем в мою сторону.

– Вы спрятали в сумку две библиотечные книги!

Мои щеки горят от стыда.

– Пожалуйста, займись этим господином, – говорит Мейв Лоре, а потом добавляет, обращаясь уже к моему обвинителю: – Вот эти книги, которые вы держите, – вы хотите их взять?

Мужчина с оскорбленным видом следует за Лорой к контрольному столу.

– Как ни унизительно признавать, – шепчу я Мейв, когда мы остаемся наедине, – но он прав.

Я извлекаю из сумки оба экземпляра собственного романа.

Если Мейв и удивлена, она умело это скрывает.

– Они испорчены. Мне было неловко подойти с ними на стойку, поэтому я решила… хм… просто унести их домой.

– Испорчены?

Пальцы сжимают книги еще крепче. Не хочется показывать Мейв, что там написано. Не хочется, чтобы это вообще кто-то видел.

– Можно? – спрашивает она, протягивая руку.

Выбора нет. Я отдаю книги.

– В начале.

Мейв открывает обложку и видит на титульном листе рядом с именем слово «Лгунья». Я напряженно слежу за выражением ее лица.

Она собирается проверить вторую книгу, но я быстро говорю:

– Там то же самое. В обеих книгах.

Мейв поднимает на меня взгляд, будто хочет что-то сказать, но, передумав, отводит глаза в сторону.

– Раньше у нас подобных случаев не было. Я постараюсь разобраться в этом деле.

– Нет, пожалуйста, не надо. Не беспокойтесь. Ерунда. Не хочу раздувать из мухи слона.

– Мы закажем для библиотеки новые экземпляры. Мне очень жаль. Надеюсь, вы не обидитесь и будете по-прежнему к нам заглядывать.

Наконец я вырываюсь из библиотеки. Слава богу! Прохладный воздух остужает горящие щеки.

Когда я отхожу, мне мерещится тихий шепот Мейв: «Лгунья».

Я оборачиваюсь. Библиотекарша стоит спиной и, склонив голову, рассматривает книги.

2004 год

Хлопнула входная дверь – последняя соседка ушла на лекции. Никто не спросил Эль, идет ли она в университет. Никто не поинтересовался, все ли с ней в порядке. Та самая Эль, с которой они пили, смеялись, учились, словно больше не существовала – просто испарилась…

Полностью одетая – а не переодевалась она несколько дней, – Эль встала с постели. Волосы безжизненно висели спутанными прядями, лицо отекло. Чтобы случайно не увидеть свое отражение, она предусмотрительно завесила зеркало длинным шарфом.

Приоткрыв дверь спальни, Эль осторожно посмотрела сквозь щель на узкую лестничную площадку. Дом был пуст, все разошлись. Ей хотелось пить, но даже выход на кухню за стаканом воды казался подвигом, сил ни на что не хватало.

У подножия лестницы, на коврике в прихожей валялась корреспонденция. Среди глянцевых рекламных проспектов, предлагающих застраховать имущество, и скидочных купонов на пиццу выделялся толстый кремовый конверт.

Эль перевернула его, и сердце едва не выскочило из груди – там стояло ее имя. В нерешительности помедлив, она все-таки поддела ногтем уголок, разорвала бумагу и вытащила плотную карточку размером А5.

На карточке красной помадой размашисто было написано одно слово: «ЛГУНЬЯ».

Кровь отлила от лица.

Трясущимися руками Эль разорвала карточку и рвала до тех пор, пока кремовая бумага не превратилась в горстку конфетти у ее ног, а красные следы помады остались только на кончиках пальцев.

Черная, как смоль, темнота. Два часа ночи. Я лежу с закрытыми глазами, слушая далекие перекаты моря. Сосредоточиться бы целиком на этом шуме, думать о воде, о переменчивом ритме волн… Возможно, мне стало бы лучше и сон наконец пришел бы.

Увы, мысли плывут к берегу, выбираются на темный пляж, вскарабкиваются по скалистым ступеням и, заглядывая из ночной черноты в окна спальни, высматривают меня.

Они задают вопросы, на которые не хочется отвечать.

«Зачем ты лгала, Эль?»