Голова у меня закружилась. Я стала читать дальше. Еще пара открыток — и я поняла: да, мама была там. В Рокуэй-Уотч. Как раз во время пожара.

«Дорогая Анна, одинаково читается с начала и с конца,

прошлой ночью мне приснилось, будто я тону, и я проснулся с твоим именем на устах. В те первые деньки ты была такой робкой, помнишь? Даже взглянуть на меня не могла. Не говорила со мной. Ненавидела меня. Я казался тебе чудовищем и чувствовал это. Я сам не знал, кто я такой и что наделал. Не помнил ничего — ни об острове, ни о своей жизни. И все равно я был ужасен. Ломка сама по себе чудовищна, но я был куда хуже. Но ты была рядом, а я теперь понимаю, что не заслужил ничего из того, что ты мне дала. Но ты делала мне перевязки. Ты меня успокаивала. Дарила мне ласку, которой я был недостоин.

Теперь, когда я знаю то, о чем не ведал тогда, я не понимаю, как ты смогла все это. Мне бы утонуть. Сгореть. Мои губы вообще не должны были коснуться твоих, но отныне до конца своих дней, Анна, о, Анна, я буду наслаждаться каждым твоим поцелуем. Каждым твоим прикосновением, подаренным мне, полумертвому, почти сгнившему, когда ты любила меня вопреки самой себе».

— Он потерял память, — я посмотрела на Либби. — Я про Тоби. Мы с Джеймсоном догадывались, что у него была амнезия: в старом завещании Тобиаса Хоторна был намек на это. И письмо подтверждает эту догадку. Когда он познакомился с мамой, у него были сильные травмы и ломка — видимо, после отказа от какого-то наркотика, — и он не помнил, кто он такой.

И что наделал. Я подумала о пожаре. Об острове Хоторнов и троих жертвах, не сумевших вернуться. А что моя мама: жила ли она в Рокуэй-Уотч? Или в каком-то городке неподалеку?

Новые открытки, новые послания. И все больше и больше вопросов без ответа.

«Дорогая Анна, одинаково читается с начала и с конца,

после того происшествия на острове я боюсь воды, но заставляю себя плавать по ней на кораблях. Знаю, ты скажешь на это, что я вовсе не обязан этого делать, а я отвечу: мне это нужно. Страх мне полезен. Слишком уж хорошо я помню, что со мной было, когда я его лишился.

Если бы мы с тобой познакомились тогда, смогла бы ты меня отрезвить своими касаниями? Возненавидела бы до тех пор, пока не полюбишь? Встреться мы с тобой в другое время, при иных обстоятельствах, стал бы я грезить о тебе каждую ночь? И гадать, думаешь ли ты обо мне?

Я должен тебя отпустить. Когда воспоминания о былом навалились на меня, когда я понял, что ты от меня скрываешь, я пообещал, что так и сделаю. Пообещал себе. И тебе.

И Кейли».

Это имя заставило меня похолодеть. Кейли Руни. Местная девушка, погибшая в пожаре. Та самая, кого Тобиас Хоторн так яро во всем обвинял через прессу. Я принялась перебирать открытки, выискивая хоть что-то, что поможет разобраться в словах Тоби, и наконец — наконец-то! — в самом конце послания, начинавшегося в куда более мечтательном тоне, я прочла вот что:

«Анна, я знаю, что мы больше не увидимся. Что я этого не заслуживаю. Что ты никогда не прочтешь ни единого слова из моих писем, и как раз поэтому я могу сказать то, что ты мне так долго запрещала.

Прости меня.

Прости меня, Анна, о, Анна. За то, что исчез посреди ночи. За то, что позволил тебе испытать ко мне хоть малую толику той любви, которой я буду любить тебя до последнего вздоха. Прости за то, что я сделал. За пожар.

И я никогда не перестану сожалеть о том, что случилось с твоей сестрой».

Сестра. Это слово с гулким эхо пронеслось по моему сознанию. Сестра. Сестра. Сестра.

— Тоби писал моей маме — Анне, — что сожалеет о том, что случилось с ее сестрой. — Мысли в голове налетали друг на друга на полной скорости, точно машины, потерявшие управление, и оглушали меня. — А еще в одной открытке он упоминает Кейли. Кейли Руни — девушка, которая погибла в пожаре на острове Хоторнов. Вскоре после этого мама помогла вы́ходить Тоби. Он не помнил, что произошло, но упоминал, что она его ненавидела. Должно быть, она знала правду.

— Какую правду? — спросила Либби, напомнив мне, что я в комнате не одна.

Я вспомнила о пожаре, спрятанном полицейском отчете, словах Шеффилда Грэйсона о том, что Тоби раздобыл горючее.

— Тоби виновен в смерти ее сестры.

Спустя мгновение я уже вытащила свой ноутбук и стала искать информацию о Кейли Руни. Сперва я увидела лишь то, что давно знала, и тогда я решила уточнить запрос. Вписала слово «сестра» — и снова ничего. Добавила «семья» — и нашла единственное интервью с членом семейства Руни. Хотя интервью это сложно было назвать. Репортеру удалось выведать у матери Кейли немногое. Цитирую: «Моя Кейли была хорошей девочкой, а эти мерзавцы-толстосумы ее убили». Но зато там была фотография. С изображением… моей бабушки? Я попыталась осмыслить эту вероятность. А потом услышала, как распахнулась дверь у меня за спиной.

Макс просунула голову в комнату.

— Я пришла с миром, — она протиснулась внутрь и прошла мимо Орена. — К вашему сведению, я вооружена одним только сарказмом. — Подруга остановилась рядом и села на край стола. — Что это мы делаем?

— Смотрим на фото моей бабушки, — стоило мне произнести эти слова, и они точно обрели плоть и кровь. — Мать моей мамы. Возможно.

Макс уставилась на фото.

— Не «возможно», — поправила она. — Они с твоей мамой очень похожи.

Женщина на фото невесело хмурилась. Я в жизни не видела у мамы такого выражения на лице. Волосы у нее были стянуты в тугой пучок, а моя мама всегда ходила с распущенными. Двадцать лет назад эта женщина выглядела гораздо старше, чем моя мама, когда та умерла.

Но в целом Макс была права. Черты у них и впрямь были похожи.

— И почему до этого раньше никто не додумался? — изумленно спросила Макс. — Учитывая, какие сплетни ходят о твоей маме и как отчаянно люди пытаются найти связь между тобой и Хоторнами, очень странно, что никто не додумался повнимательнее присмотреться к семье девушки, которую они, по всей видимости, убили! А как же родственники твоей мамы и те, кто знал ее с детства? Кто-то ведь должен был ее узнать, когда ты попала во все новости. Почему же никто так и не связался с журналистами?

Я подумала про Эли, решившего на мне подзаработать. Что же это за место такое — Рокуэй-Уотч, — что никто там не захотел последовать его примеру?

— Без понятия, — сказала я. — Зато точно знаю одно: какие бы полицейские отчеты и документы от детективов ни оставил Тобиас Хоторн в своей банковской ячейке, мне надо их увидеть. Все до единого. Немедленно.

Орен достал ключ, спрятанный в днище сейфа, но мне его вручать не стал. А отдал Заре. Мне же велел собираться в школу.