Свекровь была права, и Дубровская это знала точно. Строить отношения друг с другом, ориентируясь на советы авторов книжек про семью и счастье, – пустая затея. Все эти рекомендации о взаимном доверии, ответственности перед второй половиной – штука хорошая, но не выдерживающая испытания суровой прозой жизни. Если оба супруга готовы принимать равные правила игры – все получится, а если один доверяет, а второй этим пользуется – недалеко до беды.

От огорчения Лиза опустошила вазочку с крекерами. Ольга Сергеевна понимала причину ее меланхолии.

– А знаешь что? – вдруг предложила она. – Я ведь примерно знаю, куда он поехал. Подробности выяснить несложно. Собирайся – и нагрянешь к нему. Вот сюрприз-то будет!

Неизвестно, обрадовался ли бы такому сюрпризу Мерцалов, но Елизавета сама воспротивилась идее свекрови.

– Ни за что! – отчеканила она. Что было причиной ее отказа – гордость или страх? Елизавета представляла, как, добравшись до места, она убедится, что мужская компания включает в себя нескольких симпатичных блондинок, которые ныряют голышом в озеро и уверяют, что забыли дома купальник.

Что делать тогда? Закатывать истерику, щипать купальщицам волосы, подавать на развод? Недаром мудрые женщины говорят: меньше знаешь – лучше спишь. Вероломство и обман требуют немедленного и категорического ответа. Но Дубровская не чувствовала, что готова к решительным действиям. Выходит, она трусиха, беспринципная дурочка, которая позволяет водить себя за нос? Елизавета всегда презирала таких женщин, а теперь, похоже, стала одной из них.

– Я лучше останусь с детьми дома, – сказала она, стараясь, чтобы в ее голосе звучало как можно больше достоинства. – Мы найдем с ними чем заняться. Ну а что касается Андрея, то оставим все, как есть. Мне кажется, он уже не маленький мальчик, и если захочет напакостить, то сделает это, даже если я превращусь в его тень.

– Ну как знаешь, – проворчала свекровь. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждала.

– Не буду, – пообещала Лиза. – Если Андрей мне изменит, я буду знать, что сама виновата в том, что не караулила его всякий раз, когда он закрывал за собой дверь в ванной комнате. Ведь, если хорошо пофантазировать, даже там могла спрятаться какая-нибудь блондинка.

– При чем тут блондинка? – удивилась Ольга Сергеевна. – Мне кажется, ты немного переутомилась на работе, если у тебя возникают такие странные фантазии.

И она говорит о работе! Они, верно, сговорились, поминая недобрым словом ее профессию, из-за которой в их семье столько проблем! Интересно, заяви она, что решила на время оставить работу, как повел бы себя Мерцалов? Неужели отказался бы от вылазки на озеро? Разумеется, нет.

Она злилась на свекровь, хотя понимала, что та по-своему желает ей добра. Пусть ее советы немного неуклюжи и прямолинейны, но они опираются на жизненный опыт более чем трех десятков лет. Проживут ли столько вместе Андрей и Елизавета или же их брак разрушится, не выдержав испытания временем?

Думать обо всем этом было слишком мучительно. Приподнятое настроение исчезло, а ведь впереди были еще три ночи и два дня, в течение которых все мысли Елизаветы будут неизбежно возвращаться к одному и тому же: как там муж? Она будет читать детям сказку, а думать о том, чем сейчас занят Мерцалов: ловит ли он обещанную рыбу или же ловит комплименты от прекрасных дам? Она будет рассеянно рассматривать с малышами картинки, когда перед ее глазами станут мелькать не мышата и поросята, а картины шальных оргий на пляже. И эта пытка растянется на все выходные, а в понедельник ее гулящий муж и вовсе улетит на белоснежном лайнере куда-то на восток, в Сибирь, где тоже полно красивых женщин.

Дубровская встряхнула головой. С такими мыслями недалеко до паранойи. Она не хотела походить ни на одну из тех бедных жен, которые всю жизнь проводят в постоянной битве за блудного мужа – подкарауливая, подглядывая, подслушивая, подсматривая, доводя себя тем самым до умоисступления, худея и бледнея от мысли, что рядом, возможно, появилась соперница. Она не станет искать записки по карманам, просматривать сообщения в телефоне и не поедет на это чертово озеро устраивать засаду в кустах. Пусть все, что случится, останется на совести Андрея. А ей не стоит изводить себя и лишать радости выходных своих детей. Эти мысли настроили ее на позитивный лад, и Лиза в шортах и футболке вышла к близнецам на улицу. Она научит их играть в футбол, и пусть Мерцалов завидует, что первый гол его сын забьет с подачи матери!

Выходные Кати Серебровской ничем не отличались от будних дней. Хотя, если подумать хорошенько, одно отличие найти было можно. Катя нервничала куда больше, поскольку понимала, что уважительных причин, оправдывающих частое отсутствие Аркадия дома, просто нет. Если в будни можно было сделать скидку на его занятость – квартальный отчет, проверку или какой-либо форс-мажорный вариант, – то суббота и воскресенье не могли быть загружены настолько, чтобы не осталось времени для семьи. Новая жизнь, на которую всей душой надеялась Катя, так, увы, и не началась. Постепенно все вернулось на круги своя. Муж был на работе, жена – на рынке или у плиты. Когда же Аркадий приходил домой, у него оставались силы лишь на то, чтобы съесть приготовленный ужин и лечь перед телевизором, бесполезно щелкая пультом. Даже по друзьям ходить и брать с собой Катю он перестал, а куда-то исчезал на несколько часов, потом возвращался недовольный, хмурый. Правда, свое недовольство Аркадий на супруге не вымещал, а замыкался в себе.

– Аркаш, что-то произошло? – спрашивала Катя.

– Нет, ничего. Устал просто, – отмахивался он, но, поймав внимательный взгляд жены, словно приходил в себя: целовал ее в щеку, словно говоря этим: «Ты же видишь, мне не до тебя. Обижать тебя не хочу, но будет лучше, если ты оставишь меня в покое».

И Екатерина, пройдя многолетнюю школу послушания, отходила в сторону, понимая, что в ее участии не нуждаются. Но, как бы то ни было, Аркадий не мог запретить ей исподтишка наблюдать за ним и делать свои выводы. Эти выводы Серебровской совсем не нравились.

Так, она стала замечать, что Аркадий уж как-то слишком нервно реагирует на телефонные звонки. Всякий раз, когда его мобильник начинал играть знакомую мелодию, он вздрагивал, хватал телефон и, пробурчав Кате наспех придуманное объяснение, старался куда-нибудь выйти – закрыться в спальне, уединиться на балконе, выскочить на площадку. Когда такой фокус проделать было затруднительно, Серебровский, стараясь казаться непринужденным, сбрасывал звонок, поясняя удивленной Кате что-то типа: «Потом перезвоню. Надоели».

Интимные отношения у них так и не наладились. Они ложились в постель. Он целовал ее в висок, произнося: «Извини, котенок. Я совсем замотался». Когда он засыпал, Катя еще долго лежала, вперив глаза в потолок, в голове сопоставляя факты из своей копилки наблюдений. Размышления не давали ей надежды. По всему выходило, что у Аркадия продолжаются отношения с той женщиной, из-за которой они едва не разбежались в разные стороны. Во всем виновата разлучница, теперь Екатерина знала это точно. Видимо, что-то произошло у нее с Аркадием, раз он так неожиданно вернулся в семью. Это могло быть что угодно: их ссора, ее измена, какой-то обман с ее стороны. Она слишком хорошо знала своего мужа. Он был болезненно самолюбив и не прощал пренебрежительного отношения. Он не терпел соперничества, если, конечно, фаворитом был не он. Серебровский считал, что он лучший по определению. Он привык к восхищению, женскому обожанию, лести и резонно полагал, что если кто-то не видит его неоспоримых достоинств, это его проблемы. Следовательно, та женщина сильно задела Аркадия, если он вдруг пошел с ней на разрыв. Но, судя по всему, это расставание задело его куда сильнее, чем он ожидал. Он страдал. Он мучился! Теперь Екатерина понимала это со всей ясностью. Аркадий любил ту женщину, а с ней жил лишь потому, что там не срослось, не сбылось, не получилось. А может, он лишь выжидал время, наказывая подругу. Как только Серебровский решит, что с нее достаточно и любовница сделала нужные ему выводы, он оставит Катю так же, как в прошлый раз.