– «Счастью»… В чем тут, по его мнению, счастье? Да, вместе с кораблем Логан уничтожил труды доктора Рао, но это, в лучшем случае, только отсрочит неизбежное. Препарат появится снова и попадет в руки государственных органов, а доверять им просто глупо.

Хэнк был полностью согласен с давним другом и товарищем по команде.

– Тем временем из-за этого лекарства во всех крупных городах назревают бунты мутантов. С его помощью был стерилизован наш ученик. И – да, чуть не забыл – одному из нас суждено уничтожить целую планету и развязать межгалактическую войну. Словом, счастья – целый вагон.

Дойдя до эркера, оба остановились. Вдали, за окном, виднелись две фигурки – одна значительно меньше другой.

– Пит снова с нами, – сказал Скотт, глядя на Петра с Китти, стоявших на холмике неподалеку.

– Да, кто бы мог подумать… – Хэнк задумчиво покачал головой. – А ведь его фамилия – Распутин. Следовало догадаться, что его нелегко убить.

Но кое-что между ними оставалось недосказанным. Хэнк выжидающе косился на Скотта, пока тот не заговорил:

– Да, о препарате. Твой образец до сих пор ле- жит в…

– Помню, – ответил Хэнк.

Не дожидаясь следующего вопроса, он продолжал:

– Даже не знаю. Когда я услышал об этом средстве, у меня будто гора упала с плеч. А до этого я и не замечал ее тяжести. Если бы вместо бедняжки Тильди Орду подвернулся под руку я… возможно, все было бы намного проще. А сейчас… Я увидел столько отчаявшихся! Сколько в них ненависти к самим себе…

– Я был неправ.

Хэнк озадаченно взглянул на Скотта.

– Прошу прощения?..

– Нет, это я должен просить у тебя прощения, – пояснил Скотт. – Я вел себя, как сущий эгоист. Я опасался потерять такого члена команды, как ты, и совершенно не подумал ни о тебе самом, ни о них…

– О них… Ты имеешь в виду мутантов, устроивших беспорядки в «Бенетек»?

– Людей, устроивших беспорядки, – поправил его Скотт. – Мне пришло в голову, что мы кое о чем позабыли. Все они прежде всего люди. Они даже не думают решать судьбу расы мутантов или биться с суперзлодеями. Просто живут одним днем, каждый – своей собственной жизнью. И я думаю, у меня нет никаких прав осуждать их выбор только за то, что он не совпадает с моими приоритетами. Я не должен был соглашаться с Логаном.

– На самом деле, Логан был прав.

Циклоп удивленно уставился на Хэнка сквозь визор.

– Что это, месть? Ты утверждаешь, будто Логан прав, просто назло мне?

– Нет, он в самом деле был прав… только, пожалуйста, никогда не говори ему, что я признал это. Логан сказал, что Людям Икс нельзя сдаваться. Нельзя оставлять мир без присмотра.

Циклоп кивнул.

– А если мы доживем до дней, когда к мутантам привыкнут настолько, что мир перестанет нуждаться в нашем присмотре?

Хэнк открыл дверь в лабораторию.

– Заметь, я не зарекаюсь.

– И не надо.

Скотт снова почувствовал, как встрепенулся в глубине души Хэнка несчастный ребенок, чья жизнь вдруг рухнула под откос. Но пока что он не готов был думать об этом.

– Значит, Пит снова с нами, – только и сказал он.

– Да, кто бы мог подумать, – согласился Хэнк.

* * *

Крыло сидел в мальчишеской спальне в полном одиночестве. Комната была пуста. Суббота, все разошлись по своим делам…

Крыло понимал, что внушает всем остальным самые странные чувства. Ведь Орд выбрал Эдварда для показательной казни совершенно случайно. Лишиться сил мог бы любой. То, что жребий пал на Эдди, было лишь чистым невезением.

Даже Хисако теперь сторонилась его. Еще бы – он же сам гнал ее прочь, так яростно кричал, что ее слова ему ничуть не интересны… Похоже, у Хисако не осталось сомнений, что так оно и есть. Он умудрился разогнать прочь всех, кому был небезразличен…

«Молодец, Эдди», – мрачно подумал он.

За спиной раздались негромкие шаги и, что еще хуже, шелест крыльев. Чтобы понять, кто это, не нужно было даже оглядываться.

В дверях стоял Джей Гатри – Икар. В спальне было темно. Неудивительно – Эдди сам задернул шторы и выключил свет.

– Позлорадствовать пришел? – спросил Эдди.

– С какой радости мне злорадствовать?

– Ты же победил, – все так же, сидя к нему спиной, ответил Эдди. – Я на тебя набросился, дал в морду, а теперь я – ничто. Ты можешь летать, а я – нет. Я больше не Крыло, а ты – все тот же Икар. Дурацкое, кстати, имя. Икар поднялся слишком близко к солнцу, и его крылья сгорели. И он рухнул на землю.

– Если быть точным, он рухнул в море…

– Заткнись, – раздраженно оборвал его Эдди. – Суть в том, что это я должен быть Икаром. Тем, кто упал и погиб. А ты – тем, другим типом…

– Дедалом? Его отцом?

– Верно, Дедалом. Именно.

– Я подумаю над этим.

Джей обогнул кровать и подошел к окну. Прежде чем Эдди успел помешать ему, Джей рывком раздвинул шторы, и в комнату, будто очищая ее от тоски и мрака, хлынул солнечный свет. Эдди зажмурился и закрыл лицо ладонью.

– Во-первых, – сказал Джей, – меня все это совсем не радует. Как мне, черт побери, чувствовать себя победителем, когда мы потеряли одного из своих? Любая потеря в наших рядах – удар по всем нам. Мисс Прайд об этом говорила на уроке – что-то насчет островов, по ком звонит колокол, и все такое. Ничего не понял, но, думаю, речь как раз об этом. А во-вторых, откуда нам знать, что это – навсегда?

– Навсегда.

– Мы этого знать не можем, – твердо сказал Джей. – Даже те умники из правительства еще не выяснили всех последствий этого «лекарства». Что сделано, может быть и исправлено.

– Надежды нет. Я больше никогда не взлечу.

– Ошибаешься. На что спорим?

– А тебе-то откуда знать?

– Потому что я играю только наверняка. Ты хочешь взлететь?

– Еще бы! – с нетерпением выпалил Эдди.

– Ладно.

Джей распахнул окно. В комнате повеяло свежим утренним ветерком. Поставив ногу на подоконник, Джей протянул Эдди руку.

– Пошли!

– Это не то же самое, и ты это прекрасно понимаешь.

– Считай это первым взносом за исцеление от действия препарата.

Как ни хотелось Эдди послать Джея подальше, тяга к небу оказалась сильнее.

Он подал Джею руку.

Миг – и Икар взвился в воздух, подхватив Эдди под мышки и скрестив руки на его груди, чтобы случайно не выронить друга. С каждым взмахом крыльев оба поднимались все выше и выше, парили в небе, свободные от всех тревог и забот, забывшие и о препарате, и обо всем на свете – обо всем, кроме упоения высотой.