Я кивнула. Ли Цзинь внимательно посмотрела на меня.

– И пока все это творилось, тебе удалось бежать? Да еще забрать с собой Берни…

Я покачала головой из стороны в сторону: да, примерно так оно и было.

Ли Цзинь задумалась и какое-то время ничего не говорила. А потом обратилась к Берни.

– Тебя разыскивает полиция, Берни?

– Не знаю… – ответил он. – Думаете, разыскивает?

– Я постараюсь это выяснить, – сказала Ли Цзинь. – Но сейчас кто-то из вас должен пойти в кухню заварить чаю. Миссис Брентвуд с минуты на минуту принесет свежие булочки.

После завтрака Берни уснул в плетеном кресле в оранжерее. Должно быть, я тоже уснула, потому что, когда я открыла глаза, оказалось, что уже вечер и я лежу, укрытая пледом на диванчике в библиотеке Ли Цзинь. Как я туда попала, я не помнила. А Берни так по-прежнему и спал в оранжерее.

Я снова провалилась в сон, а когда проснулась, было уже утро следующего дня. Я слышала, как Ли Цзинь разговаривает с Берни. Немного сонная, я вышла в оранжерею. Ли Цзинь сидела в кресле-каталке, а Берни – на корточках рядом с ней. На плече Ли Цзинь устроился попугайчик. Берни восторженно смотрел на него.

– Доброе утро, Салли Джонс, – сказала Ли Цзинь, завидев меня. – Пока ты спала, мы с Берни познакомились поближе. Я только что рассказала ему, что часа два назад звонил мой добрый друг мистер Чэн из Глазго. Он говорил со своим знакомым в полиции. Берни не разыскивают. Это прекрасная новость! Теперь вы можете спокойно жить здесь, пока Коскела не вернется из Америки.

Так вот и вышло, что мы с Берни поселились у Ли Цзинь. Берни устроился в гостевой комнате, а я спала в гамаке в оранжерее. Хотя лучше бы мы сделали наоборот. Потому что Берни было не оторвать от птиц. Едва проснувшись, он сразу бежал в оранжерею и садился в плетеное кресло под пальмой. И сидел так до тех пор, пока Ли Цзинь или миссис Брентвуд не просили его выполнить какое-нибудь поручение в городе или помочь по хозяйству. Но, освободившись, Берни сразу возвращался сюда.

Птицы скоро привыкли к нему. Когда они вдруг прилетали и садились на него, он замирал и сидел неподвижно как статуя. Даже вздумай они свить гнездо в его волосах, он и то бы не шевельнулся.

– Ну и чудак же этот парень, – частенько повторяла миссис Брентвуд.

Газеты, естественно, не умолчали о событиях на Освальд-стрит. Ли Цзинь прочла нам эти статьи вслух. Видно было, что Берни с большим облегчением воспринял новость о том, что Мойра при нападении не пострадала. Остальным повезло меньше. Человек десять угодили в больницу с ожогами и огнестрельными ранениями. К счастью, никто не погиб.

В доме Мойры полиция обнаружила и изъяла массу ворованного добра и другие вещественные доказательства. Мойра и члены ее банды были задержаны по подозрению в скупке и сбыте краденого, контрабанде, ростовщичестве, а также в неоднократных угрозах и жестоких избиениях. Было предъявлено даже несколько обвинений в убийстве. Всем преступникам грозили большие тюремные сроки.

Многие из банды Томми Тарантелло тоже были задержаны. Но сам Тарантелло тюрьмы избежал. Я узнала об этом позже, когда случайно увидела в газете его фотографию. Снимок был напечатан рядом со статьей о дансинг-холле «Локарно» на Саучихолл-стрит – где меня едва не пристрелили. В статье говорилось, что у «Локарно» появилась новая хозяйка. На снимке она стояла на переднем плане, в элегантном вечернем платье, окруженная нарядными людьми. Я сразу узнала ее. Это была Люси. Из-за ее спины выглядывал Томми Тарантелло с бокалом шампанского в руке.

Вот я и получила ответ на вопрос, который не давал мне покоя с того жуткого вечера в доме на Освальд-стрит.

Кто же все-таки предал Мойру?

Ведь никто из членов банды не мог предупредить Тарантелло о готовящемся нападении.

Никто, кроме Люси, как поняла я теперь.

Хоть ее саму и не позвали обсуждать план нападения, кто-то ей, видно, проговорился.

И в таком случае это точно был Гордон.

Люси ему нравилась, и он никогда не упускал случая с ней поболтать. Симпатия Гордона была взаимной, он наверняка не сомневался, что может доверить ей тайну. Однако он поступил опрометчиво. Люси предала его и рассказала все Тарантелло. А тот в благодарность за услугу устроил ее на шикарную работу в «Локарно».

Мне стало грустно. Гордон, конечно, негодяй и заслуживает тюрьмы, но как ужасно, должно быть, получить удар в спину от того, кто тебе нравится.

Вскоре после того, как мы приехали к Ли Цзинь, я заболела. У меня подскочила температура, и я неделю не вставала. Берни волновался за меня, но Ли Цзинь была спокойна.

– Я думаю, Салли Джонс просто устала, – объяснила она ему. – Ее тело говорит ей, что нужно немного отдохнуть. Бьюсь об заклад, через несколько дней она снова будет на ногах.

Ли Цзинь не ошиблась. В одно прекрасное утро я проснулась бодрая и свежая. Тогда-то я и заметила на окне веранды маленькую подзорную трубу. И потом всю неделю по многу часов в день смотрела в нее на залив, страстно мечтая увидеть, как в Ферт-оф-Клайд на всех парусах входит «Валькирия».

Ли Цзинь считала, что нет смысла простаивать у окна с подзорной трубой. Поэтому она связалась с самым главным лоцманом на лоцманской станции в Гуроке. Тот обещал немедленно позвонить, как только «Валькирия» будет замечена в заливе.

– Если ты волнуешься, что «Валькирия» утонула в Атлантике, то напрасно, – сказала мне Ли Цзинь. – Мы бы об этом уже услышали. В таком городе, как Глазго, новости о кораблекрушениях распространяются со скоростью света.

Ли Цзинь наверняка была права. К тому же я знала: уж с кем с кем, а со Старшим в море ничего не случится. И все-таки с каждым днем мое беспокойство росло. «Валькирия» должна была прийти в Глазго еще несколько недель назад…

Чтобы отогнать нехорошие мысли, я старалась не сидеть без дела.

Для начала я взяла у Ли Цзинь старенькую дорожную пишущую машинку марки «Корона» и написала письмо Ане и синьору Фидардо. Я рассказала, что произошло со мной и со Старшим с тех пор, как мы покинули Лиссабон. Письмо получилось длинное. Прощаясь, я обещала сообщить, как только Старшой вернется в Глазго.