Гид задумывается.

— И что это, по-твоему, значит? Даниэль Рогал и Грег Зидук — идиоты?

Молли выпячивает губки.

— Не идиоты, — отвечает она, — а просто романтичные натуры. — И она снова принимает серьезный вид. Становится такой, как всегда. Это пари далось бы ему намного легче, если бы Молли умела всегда быть сексуальной! Хотя тогда к ней, наверное, было бы не подступиться.

— А ты романтичная натура? — спрашивает он ее. Молли грозит ему пальчиком.

— Ну уж нет, — отвечает она, — на этот вопрос я отвечать не буду.

Гид восхищен. Ему кажется, что нужно быть очень храбрым человеком, чтобы держать что-то в себе. Вот он постоянно все выбалтывает.

— О’кей, — говорит Молли, — давай обсудим День Всех Святых.

У Гида ухает сердце.

— Думаю, ты не станешь спорить, что ты у меня в долгу.

Сердце ухает еще раз.

— Я хочу пойти на эту тупую вечеринку в честь Дня Всех Святых в костюме первой колонистки с корабля

«Мэйфлауэр». А ты будешь моим сервентом.

— Дай угадаю, — говорит Гид. — Это и есть твой проект по американской истории? — Он недовольно ворчит. Он ненавидит наряжаться. Ему и в собственном-то обличье трудно казаться крутым. — А ты не можешь использовать игрушечного солдатика?

Она снова кладет ему руки на плечи.

— Зачем мне игрушечный, когда есть настоящий? Он чувствует давление ее пальцев на своих ключицах. Ему кажется, что это прикосновение что-то означает. Молли снова выглядит сексуально. Еще сексуальнее прежнего. Жаль, что они не могут стоять так до самого Дня Всех Святых.

Никогда не задумывалась над тем, как могла бы выглядеть девственность Гида, реши какой-нибудь художник представить ее в виде инсталляции. Но сегодня, в вечер Мидвейлского карнавала в День Всех Святых, я счастлива, что у меня появилась возможность узреть это своими глазами. Каллен выходит из гардеробной в джинсах и футболке, поверх его джинсов нашиты гигантские желтые трусы, изготовленные специально для этого случая.

— Портниха из химчистки подумала, что я извращенец, — говорит он. — Еще она подозревает, что я голубой, а это очень хорошо, потому что дочка у нее что надо, и весной, когда я займусь ей вплотную, мамочка не сразу сообразит, что к чему. — Николас вырезал из картона два огромных красных знака вопроса, связал их веревкой и повесил на плечи на манер двойного рекламного щита. Они репетируют. Каллен встает в центр комнаты, а Николас кружит вокруг него и принимает разные позы.

— Ну как тебе, Гид? — интересуется Каллен. — Видишь ли, я символизирую собственно трусы, а Николас — окружающую их двусмысленность. Смысл понятен?

Гидеон хмурится, неохотно, но покорно напяливая белую рубашку на шнуровке, старые черные кальсоны и поношенные замшевые сапоги (все вещи украдены из театральной костюмерной).

— Мне казалось, эта шутка между нами, — замечает он.

— Послушай, — говорит Николас, — ты хорошо меня знаешь. Скажи, мне трудно игнорировать окружающих, когда они задают вопросы?

— Нет, — говорит Гид, завязывая рубашку узлом. — Но вот у Каллена с этим проблемы.

— Да ладно вам, — отмахивается Каллен. — Я просто хочу повеселиться! Хочу вжиться в роль твоей девственности. — Он щелкает резинкой гигантских тру- сов. — Придумал! Когда кто-нибудь спросит, что мы изображаем, я буду щелкать резинкой! Идет?

— Вы просто идиоты, — вздыхает Гид.

— Но мы еще и очень остроумны, — замечает Каллен.

— Это была моя идея, — говорит Николас.

— Именно, — говорит Каллен, — и тебе никогда, никогда не хватило бы смелости ее осуществить, если бы не я. И дело не в том, чтобы выставить тебя посмешищем, Гид. Он не осмелился бы напялить это трансвеститское дерьмо! Понимаешь?

Гид понимает.

Смирившись, он тяжело вздыхает.

— А я-то как выгляжу? Похож на слугу?

Николас на минутку отрывается от созерцания себя в зеркале (не могу не проникнуться уважением к человеку, которому хватает наглости считать себя неотразимым, даже если на нем костюм гигантского вопроси- тельного знака) и оглядывает Гида с головы до ног.

— Ты похож на Питера Пэна, — говорит он. Каллен приглядывается.

— На Питера Пэна-гомосека, — добавляет он. — Ладно, хочешь узнать правду? Ты выглядишь, как полное дерьмо. Но ты обязательно выиграешь сегодняшнее пари ради дядюшки Калли! — Он поднимает руку, и они с Гидом хлопают в ладоши.

Гид много размышляет, но и у него есть эта странная способность, свойственная всем парням, — не обращать внимания на вещи, которые могут только расстроить. Видите, он почти забыл о том, что, если сегодня не выиграет пари, отношение Каллена к нему совершенно изменится. Но каждый раз его мальчишеский энтузиазм восхищает Гида, поэтому, хлопнув его по плечу, он выплывает из комнаты, словно паря на розовом облаке. Повезло ему, правда?

На лестничной площадке он натыкается на Яйцеголового, который держит за руку Эрин. Та наряжена не то привидением, не то леденцом на палочке. Капитан Кавано прокашливается.

— Знаешь, Гид, я говорил твоему отцу, что беспокоюсь насчет тебя, — говорит он.

Гидеон притворно изображает благодарную улыбку.

— Да, я в курсе, — отвечает он. — Он сказал мне. Но потом добавил, что я так хорошо выгляжу и у меня такие замечательные друзья, что он совершенно не тревожится, хоть и благодарен вам за заботу. — Вот теперь на его лице улыбка, которая говорит: «Ну что, подавился, козел?» Он даже похлопывает Эрин по головке и добавляет: — Кстати, надеюсь, у вас больше нет проблем с электропроводкой. Поздравляю с Днем Всех Святых. — Он с огромным наслаждением наблюдает, как Яйцеголовый весь трясется от ярости.

Ночной воздух холодный и волшебный. Небо сияет невообразимым количеством звезд. Гид готов взорваться от счастья, как будто он прыгнул с высоты. Но что это за неприятный зуд под ложечкой, думает он? Страх. Ведь ему придется заняться сексом с Молли.

Он слышит цоканье каблучков за спиной. Поступь явно женская, но не слишком изящная. Каблучки настигают его. Сюрприз-сюрприз! Это Пилар. На ней ковбойская шляпа, ковбойские сапоги и белоснежный комбинезон — супермодное трико, которое называется «нуди» (я знаю об этом, потому что у моего стоматолога в приемной лежит журнал «Вог»). Эти «нуди» кучу денег стоят. Пилар не похожа на девушку, которая стала бы экономить на карнавальном костюме, да и зачем это ей, полноправному финансовому монополисту на аргентинском рынке производных продуктов говяжьего жира?

— Приветик, — мурлычет она, — это костюм Дэви Крокетта?

— А он разве не носил енотовую шапку? — спрашивает Гид.

— Носил, — отвечает Пилар, — но у него была точно такая рубашка. — Она тянет за шнуровку, обнажая участок кожи на груди Гида, слева. Он пытается чуть глубже дышать той стороной, выпячивая грудь. Хотелось бы мне над ним посмеяться, вот только когда я хожу, тоже иногда выпячиваю некоторые части своего тела больше других! Все мы так делаем.