— Это моя основная обязанность, — сухо бросил странник и поднялся.

Я набрала воздуха, как перед прыжком. В конце концов, Хаос прав, иногда проще всего — сказать. А не строить предположения и домыслы.

— А мои воспоминания ты стирал, Алин? — спросила я, глядя в его лицо. Мужчина молчал, а я продолжила: — Мне приснился странный сон. Я словно была тобой. Смотрела на горящую машину в обрыве и князя, что держал на руках девочку. Я даже помню это кольцо, — я ткнула пальцем в его ладонь, не спуская глаз с лица. — Странный сон, правда? С чего бы он мне приснился?

— На тебе много знаков, — медленно сказал Алин. — Князь дал тебе ускоренную регенерацию.

— И что же? — не поняла я.

— Все восстанавливается. Кроме того, что удалил я. Правда… Правда, сила эфира почти бесконечна. И он может вернуть утраченное. Или заменить.

Алин развернулся и не спеша пошел к двери. Я с открытым ртом посмотрела ему вслед, переваривая сказанное. То есть? Стиратель признался? Эфир заменил воспоминания? Мои — на его? Стиратель уничтожил то, что помнила я, но знаки князя постепенно восстанавливают утраченное. Или заполняют чужими воспоминаниями.

Я подперла подбородок кулаком. Вот так дела! Значит, князь приказал Алину удалить из моей памяти тот день, когда погибла моя семья? А ведь и правда, я ничего не помню. Последнее, что сохранилось в голове, то, как я складываю свои вещи и ругаюсь с братом по поводу сиреневого рюкзака. Мы оба хотим взять его. А потом провал, и в себя пришла я уже в Башне.

И лишь несколько лет спустя я начала подозревать истину. То, что авария была подстроенной, а главное — кем. И самое смешное, что именно отсутствие воспоминаний стало отправной точкой моих подозрений.

— Неладно что-то в датском королевстве, — пробормотала я. — Эх, Франческа, думаю, в твоем солнечном мире гораздо радостнее. Но ты уж возвращайся, грезы не могут заменить жизнь, даже самые счастливые.

Я погладила девушку по руке, поправила ее покрывало.

— Надеюсь, Алин найдет тебя, и мы сможем познакомиться поближе, — улыбнулась я. — Мне кажется, мы могли бы подружиться.

Видящая тихонько вздохнула, и я сочла это хорошим знаком.

Посидела еще несколько минут, собираясь с силами, и покинула лечебную.

Было и еще одно место, которое я собиралась посетить. И сделать это нужно прямо сейчас, пока не растеряла свою решимость. Я устала от вопросов, я, черт возьми, желала найти ответы! Хоть какие-нибудь! Может, поэтому я собиралась сделать то, что было мне строжайше запрещено. Но в последнее время я ведь только и делаю, что нарушаю запреты? Так почему не еще один?

Навстречу прошел один из одаренных, и я кивнула ему, улыбнувшись. Подождала, когда мужчина скроется за углом, и толкнула дверь в комнату Ландара. Черт, я почти была уверена, что она заперта. Но ручка под моей ладонью слабо нагрелась, а потом щелкнул замок, словно приглашая меня войти.

Я этим приглашением не преминула воспользоваться и тенью скользнула в помещение. Застыла, осматриваясь. Я никогда не была в комнатах князя. Несколько раз видела его выходящим, но сама внутрь не заходила. Почти все свободное время Ландар проводил в своей мастерской или в кабинете, а здесь…

Здесь была спальня. Огромное круглое помещение, часть стены от пола до потолка застеклена, открывая вид на лес и горы. Рядом — кровать, застеленная черным мехом, я покосилась на нее и обошла по широкой дуге. Кресла, антикварный столик — тоже черный, светильники… все это меня не интересовало. Я обвела взглядом комнату. Ошиблась? Может, стоить поискать в кабинете?

Если бы у меня было что-то ценное, где я стала бы это хранить?

Логичнее всего — в сейфе. Но если это что-то ценно лишь для меня, и мне хочется иметь возможность это видеть?

Задумавшись, я присела на черный мех, а потом откинулась на спину. И вздрогнула. На потолке было зеркало. Вернее, тысячи зеркальных осколков, собранных в единое полотно. И мое отражение в нем было изломанным, исковерканным, чуждым. Словно сверху на меня смотрел кто-то другой.

Я подскочила, чувствуя, как колотится сердце от внезапной догадки. Черт! Ландар художник. Он прежде всего — художник…

Из комнаты я выскочила, забыв про больную ногу, и к дверям мастерской почти подлетела. Дыхание царапало легкие, сердце стучало набатом, а в голове билась лишь одна мысль: ошибаюсь?

Дверь услужливо распахнулась, и я ринулась к ближайшему полотну, накрытому холстом. Глотнула воздух. И резко сдернула ткань.

Сердце пропустило удар. Замерло.

На меня смотрела… девушка. И любой другой человек сказал бы, что это я. Взгляд скользил по таким знакомым чертам — глаза насыщенного бирюзового цвета, высокие скулы, нижняя губа чуть пухлее верхней. Еще могли бы сказать, что художник не только безумно талантлив, но и влюблен, что он украсил портрет, добавив деталей, которых нет у оригинала. Например, у меня никогда не было таких кос — длинных, до самой поясницы, цвета лунного серебра. И моя кожа никогда не была такой снежно-белой, она чуть смуглая, наследство от бабушки — итальянки. У меня нет родинки на правой щеке. И на моих губах никогда не блуждала столь нежная улыбка, я чаще хмыкаю, а смеюсь дерзко, с насмешкой…

Дальше взгляд цеплялся за зелень платья, за камею на шее и общий антураж — несовременный, относящийся примерно к девятнадцатому веку. Но это все уже было неважно. Я увидела главное.

Это не я.

Но она была просто безумно на меня похожа. Вернее, я на нее. Потому что наверняка я сейчас смотрела на Норию.

Внутри что-то перевернулось, и я, вздрогнув, дернула следующее полотно. Нория в красном платье, на шее — колье с рубинами. Дальше… Нория на черной лошади. Нория на белом мехе покрывала. Нория у пруда, у камина, у резного столика! Нория, Нория, Нория! Она смотрела со всех полотен — неизвестная мне девушка, чье имя нельзя произносить. Нория улыбалась, хмурилась, размышляла… Почти живая на этих портретах. Та, чьи черты Ландар искал во мне…

Силы внезапно оставили, и я рухнула на пол, в груду сорванных тряпок, что больше не скрывали холсты. Значит, я даже не ищейка, я — замена. Суррогат, призванный заменить ту, которую князь, очевидно, любил. Или любит?

Обвела взглядом мастерскую. Выходит, он забрал меня, уничтожил мою жизнь и семью не потому, что я была видящей. Когда-то я задавалась этим вопросом. Ведь у многих одаренных есть семьи. Никто не убивает их родных, не уничтожает и не подстраивает аварии. Я думала, что дело в моем даре видящей. А теперь поняла — нет. В тот день, в церкви Пресвятой Девы, Ландар увидел возрожденную Норию.

Ему не было дела до меня настоящей. Он лишь хотел создать подобие той, которую когда-то любил. И ему не нужны были родственники, напоминающие о том, что я лишь подделка.

И черт, это было больно. Да, я хотела освободиться, да, я не любила князя, но черт! Понимать, что он все это время видел во мне лишь чужое отражение? Изломанное, ненастоящее, несовершенное? Как в зеркальных осколках над его кроватью. И так старался создать меня, сделать другой. Сделать Норией. А я была лишь Дианой.