– Я так сказала? Наверное, это выглядело глупо, – её лицо, и без того испещренное морщинами, сжалось ещё больше. Губы задрожали, она вот-вот могла расплакаться.

– Не переживай. Всё хорошо. Ты сказала это шепотом. Мне. Больше никто не услышал.

– Правда? – она недоверчиво взглянула на супруга, но губы перестали дрожать.

– Конечно, правда.

Они замолчали. И снова скрип рессор и грохот в кузове, временами перекрывающий даже шум двигателя. Там подпрыгивали в такт неровностям пластиковые бутыли с водой и пара внушительных дорожных сумок, а ещё дребезжали четыре металлические канистры, заполненные бензином, примотанные кое-как к бортику и накрытые парой запасных шин. Он не успел уложить всё как следует. А шины и вовсе бросил по привычке. Он отлично понимал: случись что в дороге, ему вряд ли удастся самостоятельно заменить колесо. Все разбегались кто куда. Он уже успел убедиться, что желающих помочь будет немного. Совсем немного. Ведь это Исход без Моисея. И каждый сам по себе.

– А во-вторых? – спросила Ева.

– Во-вторых? – старик оторвал бесцветный взгляд от дороги, отчего пикап дважды подпрыгнул, протестующе громыхнув чем-то в подбрюшье.

– Ты сказал, во-первых, ещё ничего не известно. И дальше про смещения и своего знакомца.

– Про смещения? Ах, вот ты о чем!

– Когда я сказала, что мне не нравится закат, ты сказал, что, во-первых, ничего не известно. А что во-вторых?

– Ох, Ева, ты права, уже и не помню, о чем хотел сказать. Может быть, о том, что раз уж мы решились на это последнее путешествие, пусть оно выйдет счастливым и запоминающимся.

– Запоминающееся – это для молодых. Нам память не нужна. На том, другом свете, воспоминания не понадобятся. Нас просто обяжут всё забыть.

– Ты так считаешь?

– Я в этом уверена! Нам жизнь покажется сном. Ты же не всегда помнишь внутри своего сна, кто ты и что ты? Можешь разговаривать с мёртвыми, будто они всё ещё живы. Но проснувшись, понимаешь, что их нет. Что они только там, во снах. Рядом их уже нет… Ох, Альберт! Их нет!

Вот тут она расплакалась.

У них были дети. Давно. Первый сын погиб на какой-то войне в далеких джунглях, второй – на другой войне, в других каких-то джунглях, они даже не могли отыскать место на карте, даже не знали, где эти далекие страны, которые забрали жизни их мальчиков. И что это за такие войны вдали от дома, где нужно отбирать чужие жизни и отдавать свои. Невестка всё чаще стала носить вязаные свитера, порванные джинсы и заплетать в волосы живые цветы. Её стало интересовать только одно. Музыка. Она уехала в Вудсток, забрала внуков и исчезла из жизни Альберта и Евы навсегда. Потом опустел гараж. Затем была распродана ферма. И всё, что у них осталось – вот этот старый пикап, который был просто забыт в углу ангара, да ещё ненужные, терзающие воспоминания. Наверное, Ева была права насчет воспоминаний, подумал Альберт и поспешил её утешить.

– Ну-ну, дорогая. Прошлого не вернешь, что уж поделать. И закат не такой уж красный. Видишь? Дорога, кстати, стала лучше. Я, кажется, заметил огонёк, скорее всего, придорожное кафе. Зачем оно в такой глуши, ума не приложу.

Она успокоилась, она научилась быстро успокаиваться. А вскоре всё прояснилось. Это действительно оказалась автомобильная заправка с магазинчиком и закусочной. Не такая уж тут была глушь. Потому что рядом проходила большая современная трасса, сверкающая отражателями на придорожных столбиках. Расчерченное на полосы русло автомобильной реки. А когда стемнело и огни машин слились в пылающие ленты, стало казаться, будто бы это бегут какие-то белые и желтые светляки, изредка мигающие красным и оранжевым. Альберт понимал, что скорости там приличные, и его пикапу никак не угнаться и не вплестись в эту бегущую ленту. Он думал заночевать в кафе. Но уже через несколько минут стало понятно, что это вряд ли. Слишком уж было шумно рядом с трассой. К тому же иногда из общего потока то один, то другой автомобиль сворачивал к заправке. То ли в поисках горючего, то ли ради чашки кофе и парочки хот-догов. Двери были распахнуты. Бери не хочу! Персонал отсутствовал. Ни бармена, ни владельца, ни даже сторожа. Прицепленная к каждой колонке табличка щедро сообщала: заправка, сэндвичи и всё остальное – за счёт заведения. На удивление, тут не образовалось никакой очереди. В большинстве все торопились и проскакивали съезд к заправке, а вернуться назад не было уже никакой возможности. Или же на пару миль раньше повстречались другие места, где многие успели запастись горючим и прочим.

– Дорогая, кажется, незадолго до того, как мы увидели шоссе, было красивое дерево. Можем вернуться обратно. Ночь теплая. Возьмём плед. Я думаю, звери не шастают тут, рядом с трассой. К тому же у меня револьвер, – он похлопал по поясу, но после вспомнил, что спрятал оружие в отделение для перчаток, как он упорно продолжал называть бардачок.

– А разве мы не можем ехать ночью? – спросила она. – У Бульдога ведь есть фары? Или они не работают?

– Работают, я включил их уже полчаса назад. Вот только, боюсь, мои глаза уже не поспевают за фарами. И я не хочу ждать, пока какой-нибудь болван воткнется пикапу в задницу. А именно так оно и будет. Сам-то я вряд ли кого тут догоню.

– Альберт, Альберт, ты снова ругаешься! Наверное, нам действительно нужно вернуться и ночевать под деревом. Это так романтично!

– Согласна? Вот и замечательно. Я всё же заправлюсь, а ты сходи внутрь, посмотри, может, найдется что-нибудь подходящее из еды.

Прихрамывая из-за отеков, появившихся по причине долгой езды, – ведь она уже и не помнила, когда проводила целый день в поездке, – Ева направилась в кафе. И вернулась минут через десять, хотя ей показалось, что прошло намного больше времени. Машина стояла там же, на въезде, прижавшись к бордюру. Ева испугалась, что произошла поломка и они навсегда, до самого конца, останутся тут, у безлюдного кафе рядом с заправкой. Потом он ей разъяснил.

– Тут не получится заправиться.

– Почему? У нас кончились деньги? Но там написано, что всё бесплатно. Или успело побывать слишком много желающих, и кончился бензин?

– Тут нет бензина, дорогая. Это газовая заправка.

– Какая разница? Если все могут ездить на этом, как ты сказал, газе, почему бы и нам…

– У нас не получится. Другое топливо. Бульдогу даже не всякий бензин подойдет. А тут совсем-совсем другое. Метан.

– Ничего не понимаю. Это такой, на котором летают аэростаты?

– Нет, Ева, это… Как бы тебе объяснить. Для старых авто – старое топливо. Для новых – новое. Как для старых глаз – маленькие скорости, а для молодых большие. Понимаешь?

– Теперь понимаю, – вздохнула Ева.

– Ничего, опустошим одну из канистр, а завтра обязательно найдем заправку для Бульдога. Покажи лучше, что ты нам раздобыла? Ого! Две упаковки соленых чипсов? Орешки? А что это выглядывает из кармана? Неужели…

– Ну да, чего уж теперь думать о здоровье, – она торжествующе достала три баночки пива. – Извини, не нашла ни «Банкет», ни безалкогольного «О’дулс», ни темного летнего. Какой-то «Бад», но, думаю, тоже сойдет, – и заговорщицки подмигнула.