– Я знала, что у тебя сложная судьба, но не знала, что настолько. Смерть щедро отметила тебя. – Она быстро глянула на побледневшего Никиту. – Не бойся, ты умрёшь, чтобы жить. Но не ищи смерти, она сама тебя найдёт, и от руки того, кого ты меньше всего ожидаешь.

Мадам Борита отодвинулась от аквариума, лёд растаял и снова превратился в воду. Она подвинула его к Дмитрию:

– Теперь ты!

Дмитрий поступил точно так же, как и Никита. Мадам Борита снова заморозила воду и склонилась над ней:

– Твоя судьба проста. Где бы ты ни был, что бы ты ни делал, твой путь лежит к трону. Ты займёшь место своего отца. Но будешь ли ты лучше его?

– Вы ошиблись, я самый младший. Моя кандидатура будет рассматриваться в последнюю очередь.

– Моя рыбка никогда не врёт.

Растаявшая рыбка в подтверждение выпустила пузырьками воздух.

– Вы можете быть свободны. Я скажу Тионису, что проверка прошла успешно.

Мадам Борита встала. Лина поспешно заговорила:

– Подождите, а я?

– Что ты?

– Я должна покормить вашу рыбку.

– Она не любит кровь Защитниц.

– Вы знали? – недоуменно спросила Лина.

– Знаешь ли ты, что передал Оставшимся через меня дух снов насчёт вас?

– Нет.

– «Сражайтесь до тех пор, пока не придут трое, которые смогут изменить мир. Но даже после их появления не бросайте оружие, помогайте им. Ваша поддержка для них будет очень важна. Три совершенно непохожих человека. Вы их узнаете по моим указаниям. Один – сын того, кто виноват в разрушении Зельгерена и исчезновении в нём мира и справедливости, второй – человек с виду, но со смертью на хвосте, третья – наполовину Защитница, не научившаяся управлять собой».

После слов мадам Бориты друзья погрузились в молчание. Дмитрий обратился к ней:

– Это понятно, но почему ты отказываешься посмотреть будущее Лины?

– Мне незачем кормить мою рыбку, чтобы узнать всё, что и так видно. Твоё будущее – как та комната за портьерой, никто не может посмотреть, что там, без моего, хозяйского, разрешения. Но одно скажу: будешь ты сражаться в тяжёлых битвах, твоему телу нанесут столько ран, сколько не было ни у одного воина. Каждая рана будет иметь свой отклик в твоей душе. Не позволяй ей кровоточить.

Лина, поражённая услышанным, еле нашла слова, чтобы спросить:

– Спасибо тебе, но ответь, что же нам делать теперь? Как быть с Оставшимися? Мы не можем их возглавить!

– Они помогут вам с ящгерами, но остаток пути вы проделаете сами.

Мадам Борита развернулась и скрылась за портьерой, давая понять, что аудиенция закончена. Друзья переглянулись. С Никиты ещё не сошла бледность. На всех слова мадам Бориты произвели неизгладимое впечатление, но никто не хотел обсуждать это.

– Если Оставшиеся дадут нам хотя бы небольшой отряд, мы сможем победить ящгеров и спасти людей, – сказал Дмитрий, стараясь развеять тягостное молчание.

– Было бы хорошо, очень хорошо! – проговорил Никита.

Дмитрий похлопал его по плечу:

– Ты не думай, всё не так плохо! Ведь она не сказала, когда это случится.

Никита через силу улыбнулся:

– Ты прав. И давайте больше не будем к этому возвращаться.

Лина взяла Никиту за руку и сжала:

– Давай быстрее освободим Бориса и вернёмся домой. Я не хочу тебя терять.

Никита сжал её руку в ответ. Он видел, что Лина еле сдерживает слёзы, ему самому тоже было страшно. Он ободряюще ей улыбнулся, но получилось криво. Юноша тихо произнёс, чтобы не выдать дрожь в голосе:

– Конечно, не будем! Интересно, нам нужно возвращаться в наши темницы?

Дмитрий поддержал новую тему:

– В нашу честь устроят пир. Знали бы вы, как пируют в Зельгерене! Сколько вкусностей! Ну, ты рад?

– Я буду радоваться всему, лишь бы не возвращаться снова в темницу, там не очень приятно.

Они засмеялись, Дмитрий открыл дверь. За ней сразу же был зал.

– Где остальные двери? – Лина оглядывалась по сторонам.

– По-моему, здесь лучше не задавать вопросов, – посоветовал ей Дмитрий.

К ним подбежал Тионис, на его лице сияла радостная улыбка.

– Я так рад! Мы в вашу честь сегодня устраиваем пир.

Дмитрий улыбнулся:

– Я же вам говорил.

– Но пока наши повара готовят, вас ждёт необыкновенное представление, – воодушевлённо продолжал Тионис.

Он повёл их куда-то. Зал с колоннами заполнялся суетящимися людьми. Они торопливо выполняли свою работу: кто-то выносил столы и стулья, другие бегали с подсвечниками, музыканты настраивали свои инструменты, тут же играли дети.

Никита, стараясь перекричать всех, спросил у Тиониса:

– А где будет представление? Здесь?

– Нет, что вы! Колонны занимают слишком много места, у нас есть зал специально для представлений, а здесь будет пир.

Дмитрий насмешливо сказал:

– А колонны пиру не помеха!

Тионис его не услышал, он схватил Лину за руку и, маневрируя между бегающими людьми, повёл её. Никита и Дмитрий еле успевали за ним. Тионис открыл дверь, за которой располагался зал для концертов. Они оказались на балконе. Сцена была внизу, занавес опущен. Люди, желающие посмотреть на представление, входили в зал и занимали места в амфитеатре. Всё, как и во всех остальных помещениях, было сделано изо льда – кроме занавеса, конечно.

– Так у вас здесь целый концертный зал! – восхищённо проговорила Лина.

Тионис гордо сказал:

– Да, это наша маленькая радость!

– Ничего себе маленькая радость, на сцене могла бы развернуться целая баталия.

Тионис не ответил, но лицо его зарделось. Люди расселись, в зале стало темно. Хотя Лина не заметила, чтобы город чем-либо освещался. Казалось, во всех помещениях было светло ото льда и не нужно было никакого дополнительного освещения.

Зазвучала тихая музыка. Лина с волнением прислушалась, она уже слышала её где-то раньше, но не могла сейчас вспомнить. Играла скрипка, затем к ней присоединился оркестр. Занавес поднялся. Ледяной пол на сцене играл разными цветами. Музыка затихла, свет погас. Когда снова осветили сцену, на ней стояли танцоры, на ногах у них были коньки. Они начали свой танец – безумный, страстный, волнующий. От этого зрелища у Лины захватило дыхание. Музыка нарастала, пробираясь в самую глубь души, затрагивая все её уголки.

Танцоры ушли, на их место вышли другие. Это было целый спектакль на льду: о создании Зельгерена, его жизни, появлении Дармона и разделении страны на две части. Дальнейшее они не показывали из суеверного чувства.