Но! Так или иначе, патоген бесконечно воспроизводит себя, используя смерть как механизм автоматической коррекции генофонда. Неудачные попытки модификации умирают, удачные дают потомство: кое-как работает. То есть у них, – он немного отвлёкся, держа в руке только что взятый ланцет, – селекция случайная, а у нас – контролируемая. Центр следит. Вернёмся к теме: они будут размножаться до тех пор, пока их носитель не умрёт. Но вот ирония: мёртвое тело, где метаболизм поддерживают вручную, является практически идеальной средой для их как бы жизни… – Он замялся, подбирая слова, а затем счастливо выбрал подходящее: – Средой для существования. Существования этого патогена. Он изменяет кровь, вторгается в ликру. Делает что хочет! Тело ему практически не противостоит. Возможно, потом, в результате нарушения случайного отбора, который перестанет выбраковывать генетические ошибки, этот патоген и умрёт, но так далеко наш эксперимент не дойдёт, да нам этого и не нужно. У нас нет столько времени. Мы просто столкнём две колонии войры – патологическую и чистую. За развитием чистой будем следить мы, а за патологической – случайный генетический механизм отбраковки. Думаю, должно получиться. Ведь что такое насыщенная войра? Это некая жидкость, но на самом деле не жидкость. Ну как сперма – это же не жидкость. Словом, извините за такое сравнение, но как сперма – это просто скопление сперматозоидов, так и войра – просто скопление механизмов. Таких маленьких, что мы воспринимаем их как жидкость. Жидкость между ними и правда есть – это «обогащённость» войры. Её наследственная память. Такая… химическая библиотека со знаниями обо всём, с чем сталкивались агенты войры за все её поколения. Вот её-то мы и будем использовать как лекарство для груза. Всё, что нам теперь нужно, – научить её побеждать. Вот именно для этого ты, Риррит, мне и нужен.

Он снова обернулся к Инве и исподволь спросил:

– Он тебя не целовал в последнее время, нет?

Инва отдала знак отрицания. Она как раз раскурила трубку.

– Ну, нет так нет. Итак, Риррит мне нужен для того, чтобы получать своевременный и очень точный отклик от трупа. Каждый врач об этом мечтает: точно знать, где болит, иметь возможность на собственном опыте классифицировать боль и происходящие изменения. Словно быть самому внутри пациента. Инва, мы с твоим коллегой сейчас одновременно очень цепко держимся за одну и ту же связь. Она как раз и послужит для меня способом передачи информации. Очень похоже на то, как если бы мы соединились ликровыми клапанами. Но без ликры. И клапанов. Только голова.

Он поднял на меня глаза и пригласил начать:

– Риррит, пусть боль будет во благо.

Я приступил к работе.

Время потекло. Я полностью растворился в теле. Мне следовало воссоздать заново его боль. Выстроить её, как иные строят здания. Поднять, как иные поднимают затонувшие корабли. Боль – мой дом и моя надежда. Она – мои руки и мои глаза. Моя единственная чистая истина. Это – то, что очень тяжело переносить.

Я не просто получал и принимал информацию. Я чувствовал её. Воспринимал ясно и откровенно память нервов о страхе смерти. Они не знали, что всё кончено. Они не знали о том, что смерть уже наступила. Будучи за её гранью, они по привычке продолжали бояться её. Это сбивало с толку. Из собственной реальности я проваливался в другую, ещё более настоящую. Страшную, тёмную и почти живую. Ту, что казалась гораздо ближе мне, почти у меня внутри.

Мне казалось, что тело воспринимает меня как некий внешний фактор. Что кричит мне о своём страхе. Словно маленький испуганный ребёнок. Доверчиво тянет ручки. Когда всё вокруг рушится. И я не знал, почему я оказался лицом к лицу с ним. Я не знал, почему бежал спасать его. Но я чувствовал боль и страх через стены. Эхом под гибнущим неосязаемым куполом межей. Так остро. Будто я стоял перед ним. Через камень, металл и стекло. И я бежал.

«Вставайте мне на спину и прыгайте в окна, дети, прыгайте, – кричала старая толстая женщина, стоя на четвереньках под подоконником, – прыгайте, вас там поймают!».

Я разминулся с ней взглядом и побежал наверх. Я нашёл. Я нашёл.

Я – здесь.

Часы. Ровное и спокойное тиканье.

Голос Хозяина Луны:

– Риррит, мне кажется, ты не на том сосредоточился. Больше физиологической информации, пожалуйста. По запросу.

Приняв замечание, я отогнал непрошеное воспоминание прочь и глубже проник в болевую рефлексию тела. Теперь всё стало чётко. Как тиканье часов. Боль, что необходимо воскрешать, контролировать и воспринимать, понятна. Сильна. Мне очень сложно воспринимать её как чужую. Всё отчётливей я, действуя рефлекторно, проецировал её на себя.

Однако моя работа удовлетворяла демона:

– Теперь мы отпустим патоген ещё больше. Я пока поддаюсь. Смотрю, в какую сторону он будет развиваться. Что предпримет. Грубо говоря, хочу знать, как он думает. Он действует как мёртвое – рефлекторно, модифицируется случайно. Я же изменяю нашу войру по своей воле. Это значит, что мы уже впереди. Мы сможем получить ещё немного больше информации, Риррит? Пойти глубже? Я хочу быть на несколько шагов впереди него, тогда мы сделаем вакцину. На все его ухищрения у положительной войры уже должен иметься ответ. Нужно заполнить её химическую библиотеку. Мне нужно, чтобы ты действовал чутко, Риррит.

– Принято, – ответил я и погрузился с головой в тот тёплый кровавый кисель, как говорил Онвар.

Моё место теперь в нём. Кто-то должен быть наверху. Стоять у меня на плечах. Не носить перчаток. Ходить по чистым белым залам. Умываться водой, что просто так бежит из крана. И её можно пить целыми пригоршнями. Окунаться в неё лицом. А я – должен стоять здесь. Где больно. Где груз. И я должен бы злиться. И злюсь. Но я точно знаю, что злюсь только потому, что должен. Что социально мне положено проявлять недовольство. Но я сам выбрал. Я спокоен. Я принял свою жизнь. Я выбрал своё место. Центр выбрал. Центр прав.

Центр прав.

– Инва, я извиняюсь! Ну правда. Соблазн оказался сильнее меня! – Это голос Хозяина Луны.

У меня в глазах всё плыло. Я понимал, что сижу у стены. Держать голову прямо очень тяжело. О том, чтобы взять на перчатку тело и встать, нечего и думать. Здесь повсюду кровь. На полу и стенах. Настоятельно пахло гарью. Демон держал в руках шприц с ликрой внутри. Он выглядел ещё более взбудораженным, чем обычно.

– Я могу всё тебе объяснить, но ты пока готовь груз к отправке: голем нас внутри себя держать больше не