– О чём ты? – Для существа, которое не переставало есть, Хозяин Луны задавал вопросы поразительно быстро.

Я пояснил:

– О себе. Я работал парамедиком в предприятии по ликвидации последствий аварий. Природного и техногенного характера. Санитарные поезда, зоны бедствия. Моя жена ждала. Однажды я вернулся в качестве пациента. Серьёзные травмы. За несколько минут до прибытия в госпиталь я впал в кому. Прогноз врачей – неопределённый. Наедине с этим она осталась одна. Я долго пробыл без сознания. Прогноз сменился на негативный. Мой друг находился с ней рядом. Вот и всё. Тут не за что сердиться. И нечего прощать. Я не могу оценивать её.

– О Сотворитель, насколько же нужно быть уверенным в том, что ты не достоин любви, чтобы так слепо и радужно принимать такую гнусность.

– Мастер…

– Гнусность! – Он указал в мою сторону вилкой с кусочками собственного мяса. – Может, тебя греет мысль, что ты молодец, простил всех подряд, но здесь ты совершенно не прав, Риррит. Нельзя всех вокруг стараться понять. Одну боль ты понять не в состоянии, другую не можешь. Ко всякому злу ты должен относиться снисходительно, а кто относился снисходительно к тебе самому? Нельзя принимать на веру всё то, что тебе рассказывают о чужих чувствах. Есть границы. Твоя жена выбрала тебя. Она вот… – Положив на колени тарелку, он сделал руками неопределённое движение, словно очерчивающее мой образ. – Вот это всё любила. А значит – приняла определённые обязательства. Ты же не силой её за себя взял? Не шантажировал перед дверью Центра, угрожая смертью её любимого дядюшки и двух рыжих котиков?

– Нет.

– Вот именно. Всё было наверняка обычно: в день свадьбы ты, как и следовало, забрал её из работного дома, куда она по традиции вернулась на один день, и её мастер просил её: «Не ходи к нему, девочка, не люби…». А она отвечала: «Люблю, пойду, мастер…» Так?

– Так и было, – согласился я, снова воскрешая в памяти свою отчуждённость в тот день.

Я вспомнил, как некая радость и приятное возбуждение работного дома лились мимо меня и я не мог стать частью этого эмоционального узла. Я не мог понять, что должен был чувствовать.

– И она была вольна уйти, если уж так страшно было ждать.

– Она и сейчас меня любит.

– Нет, – ткнул он в моём направлении вилкой, – она пытается оправдать себя. Примерить на голову нимб страдалицы, несущейся по колее своего искупления. Это очень здорово для неё. Важно для создания правильного общественного мнения вокруг себя. Так что… она ждёт тебя. Но она тебя не любит. Ты лишний в её жизни и, наверное, в собственном браке всегда был лишним. Уверен, что социальное одобрение для неё всегда было важнее всего. Кроме Сайхмара и Инвы, тебя никто никогда не любил.

Я решил плотно заняться едой. Надеялся поставить точку в диалоге:

– Хорошо.

– Тебя это не трогает. – Он подчистил тарелку и вернулся к столу, склонившись над реагентами. – Хорошо – хорошо. Плохо – плохо. Далеко… – Он резко повернулся ко мне и вдохновенно спросил: – Но ведь в детстве ты смотрел через стеклянную часть стола с сеткой мимо перчаток на свои ноги и говорил им мысленно, что они однажды пойдут? Даже если вся физиология против, весь мир против?

– Я никогда не формулировал это так.

– Но я так формулирую. А формулировка не более чем слова. В действительности так и было.

Я переменил тему:

– Как ваш опыт?

Демон определённо ждал этого вопроса:

– Положительно. Положительно, мой друг. Во всяком случае, колония одна и та же. К тому же верным оказалось предположение, что положительные агенты из ликры големов уже начали приспосабливаться. Иди проверь, как там ведёт себя патоген в грузе. Мне очень жаль, но, боюсь, потребуется использовать одно из тел в качестве полигона испытаний. Выбирая, имейте в виду, что в ходе опыта мы его полностью уничтожим. Если ты хорошо можешь восстанавливать механизм боли в трупах, то понадобишься мне. Ты будешь моим индикатором. А я тем временем научу агенты войры бороться с патогеном. Мы справимся. Ведь такое чутьё на механику, как у меня, и такая отдача, как у тебя, – редкий случай единства во имя эффективности. Я никогда не пробовал этот способ получения антител, но давно его предчувствовал. Именно долгое социальное предчувствие – вот что нужно для настоящего научного прорыва!

На этом я отправился обсуждать с Инвой возможность предоставления тела.

Перед самой дверью демон меня окликнул:

– И, Риррит! – Я обернулся. – Иногда нужно перестать уважать женщину и поцеловать её наконец.

Когда я вернулся, то по обеспокоенному лицу Сайхмара понял, что мы не уберегли груз.

– Заражён каждый из ликровых кругов, – сообщил мне коллега, – патоген очень агрессивен.

Я взглянул на него, чувствуя себя неуютно из-за того, что Сайхмар испугался быть неверно понятым и вышел за пределы привычной для нас всех манеры общения. Я объяснил ему и Инве то, что стало мне известно в ходе разговора с Хозяином Луны.

Инва дала разрешение использовать одно из тел.

Когда Онвар ещё только направился приводить в чувство нотариуса, который должен был засвидетельствовать непреодолимость ситуации, где мы намеревались вынужденно воспользоваться телом, я уже вёл труп широкоплечего мужчины в лабораторию.

На него мне указала Инва. Я был счастлив, что она не выбрала тело женщины с рыжими волосами. Я жалел, что Инва не согласилась с моим выбором, когда для опыта, для полного уничтожения, на рыжую женщину указал я сам.

II

– Небольшой экскурс в то, что мы делаем. – Хозяин Луны поднял на меня глаза и вновь склонился над ликровым клапаном тела. – Я просто буду говорить, потому что мне так приятнее выстраивать мысли. Итак, начнём с основ. Задача каждого патогена, будь это вирус, бактерия или отрицательно насыщенная войра, – размножаться. Именно тяга к бессмысленному, неконтролируемому размножению (насыщению в нашем случае) и является фактором, отличающим квазиживых существ, или, как мы называем их иногда, умертвий, таких как кошки, совы и чумные палочки, от истинно живых – Риррита и автоматического буфетчика.

Демон оглянулся на Инву, но рукоплесканий с её стороны не дождался. Немного погрустнев, он продолжил:

– Итак, как я уже говорил, стремление к неконтролируемому размножению. Квазиживым совершенно всё равно, что будет с их носителем. С их, грубо говоря, миром. Вот мне не всё равно, что будет с вашим, но во мне нет ликры, поэтому меня тоже в число живых не засчитывают: нет ликры – нет жизни.