Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пояснил своё давнее наблюдение:
– Они тянутся через все перчатки, что есть внутри. Через каждого из нас. Так оператора нельзя вычислить.
Демон призадумался и присмотрелся к нескольким вмятинам на столе, образовавшимся после того, как его только что постигло разочарование.
Он спросил меня с интересом:
– А… а что тело от тебя хочет?
– Я не знаю. Возможно… возможно, чтобы я признал в ней что-то.
– Что именно?
– Быть может… жизнь?
Демон в задумчивости опустил взгляд в пол и снова отдал знак согласия самому себе:
– Я думаю, что знаю, что это такое. Даже уверен. Этому есть простое объяснение, и оно ко всему подходит. Её оператор – Призрак Паровой Долины. Есть такой вид демонов – Призраки. Так называют демонов-хранителей определённых доменов: городов, огромных машин… Или вот… Луны, к примеру. Формально я Призрак Луны. Но мне не нравится такое название. Мне больше нравится «Хозяин», хотя пока что я не очень дотягиваю, но это другой разговор. Призраки так называются и отличаются от остальных демонов потому, что у них нестабильная материальность. Они тем «призрачнее», чем ближе в физическом и духовном смысле к своему домену. Чем дальше – тем материальнее. Вот возьмём, например, меня: я очень далеко от Луны, и я очень материален. Меня можно легко и просто убить – вы все уже этим развлекались. Но пока я близок к Луне своим сердцем, и она не оставляет меня. И я буду снова и снова приходить в том же виде бесконечно, пока не выполню задачу, что лежит передо мной: пока не дам Луне новый город. Так или иначе, через все смерти я приду в Низкий Ветер. Потому что это угодно Луне. Итак, вернёмся назад, к твоей подружке: раньше у Паровых Долин не было Призрака. Но раньше здесь постоянно находился Хозяин Гор. Уже много поколений его нет, место нуждается в присмотре, – думаю, Призрак сейчас формируется. Для многих Призраков важен момент их осознания себя. Они требуют, чтобы их признали неким формальным образом: признали их существование, право на домен, право на бытийность. Эйдос. Видимо, это тело – немой крик о желании признания.
Признав эту точку зрения наиболее логичным объяснением происходящего, я решил получить как можно больше информации, раз уж мог сделать это практически из первых рук:
– Что мне с этим делать?
Демон пренебрежительно отдал знак неопределённости:
– Формально – это не твоя проблема. Это вообще политика. На то есть Храм. Я поставлю в известность – пусть они и решают.
– Но если я хочу, то что я могу сделать?
Он бросил коротко, уже размышляя о чём-то другом:
– Признай её.
– Как?
– Переспи, например.
Я, всё ещё желая решить задачку, указал демону на нелогичность его совета:
– В этом теле, возможно, есть патоген.
– Не надо с ней спать. Убедил. – Он вздохнул и нехотя вернулся к этой теме разговора. – Поговори с ней тогда. Признай за ней всё, чего она просит. Возможно, она успокоится тогда и больше не станет тревожить нас. Не зацикливайся, Риррит. К сожалению, у нас с тобой есть проблемы посерьёзнее. У тебя есть проблемы посерьёзнее – недоверие Инвы, например. Оно ведь сильно унижает тебя.
Я промолчал. Ждал следующего витка развития его мысли, но он вместо этого просто склонился над лабораторной посудой и молча смотрел на образцы. Так прошло несколько минут, после чего демон отошёл от стола.
Сообщил мне:
– Я получил фильтрат войры. Сейчас посмотрим, чем обогатится агент, вступивший в контакт с патогеном. И заодно сличим образцы. На это тоже нужно время. – Он отвлёкся от стола и посмотрел на меня прямо. – Ты голоден? Хочешь чего-нибудь? Я тут нашёл автоматического буфетчика времён старого мира. Конечно, здесь всё времён старого мира, но этот парень – он просто очарователен! Он вкусно готовит, но безумен, как шляпник, помяни моё слово! Я не знаю, какой извращенец работал с его внутренней логикой, но хотел бы отдать этому парню знак уважения! Уверен, при его создании он веселился от души! Чувствуется и доброта, и искорка в этом буфетчике! Подожди здесь, я вернусь с обедом.
Я подождал его в лаборатории, раздумывая над тем, откуда он взял образцы патологической войры с вокзала, если мы прошли полную санитарную обработку и сожгли одежду. Демон вернулся с обедом. Еда действительно оказалась вкусной. Ничего необычного я в ней не заметил.
Демон проследил за тем, как я сунул в рот несколько первых вилок:
– Нравится?
– Да.
– А мясо? Нравится мясо?
– Да, мастер.
– Отлично! Это рагу из меня! – Он принялся за еду сам. – Мы не знали, куда девать остатки от моста из плоти, а я не люблю, когда добро пропадает! Ну, расскажи теперь про себя. – Демон уселся на стол с тарелкой в руках. – Почему ты ушёл из медицины, я, в общем-то, могу понять. Я и сам бы на твоём месте оттуда ушёл. Но зачем ты туда подался?
Понимая, что меня шантажируют и если промолчу сейчас, то позже увижу всё во сне, я сказал:
– Мастер, в детстве научивший меня первым навыкам оперирования с перчаткой, был смертельно болен.
– Чем?
– Некоторые клетки в его организме не отмирали, когда приходило время. Они продолжали патогенное деление. На поздних стадиях пациент испытывает ужасную боль.
– Так ты пошёл в медицину, чтобы вылечить мастера?
Я подумал, как короче сформулировать свои причины. Сообщил:
– Для близких студентов-парамедиков, пошедших на назначения, связанные с высоким риском для жизни, проще получить рецепт на болеутоляющие.
– То есть он манипулировал тобой и продал за наркотики?
– Жизнь, – зачем-то напомнил я ему, – сложнее однозначных выводов, мастер.
– Но я прав.
– Вы верно отметили, что он проявил доброту ко мне. Немногие механоиды могут оставаться добры ко мне, чувствуя, что я из себя представляю. Я думаю, что наша близость помогала ему смириться со смертью в зрелом возрасте. К тому же я получил необходимый мне навык. И позже – профессию. В определённом смысле это спасло мне жизнь. И нет ничего плохого в том, что мастер умер от собственной руки. Во сне.
– Хорошо… плохо… но, а что ты? Неужели не чувствуешь себя преданным?
Я подавил желание коснуться часов.
– Нет.
– А как же твоя жена?
– Я не могу понимать чувства механоида, испытывающего горе, в котором
