Полицейский Доккен стоял у открытой настежь камеры и говорил, то наклоняя голову к спрятанному в кармане переводчику, то оборачиваясь в сторону выхода. Харрис вжался в стену, напрягая слух. Разобрать слова мешала наслаивающаяся норвежская речь полицейского и русская, монотонно произносимая переводчиком. Но и обрывочных фраз хватило понять, что Доккен предлагал Каткову бежать.

«Так вот ваша истинная сущность, господин констебль! – ухмыльнулся Харрис. – Баррет будет рад узнать, что опять интуиция его не подвела».

Впрочем, сам Харрис давно не доверял норвежцу. Стоило послушать его нытьё о мире во всём мире и о том, что все люди братья, как тут же накатывала тошнота.

Вдруг Доккен вышел из камеры и направился в сторону Харриса. Харрис вжался в стену между блоков, перестав дышать. Если бы он захотел, то запросто мог бы постучать по спине пробежавшего рядом полицейского. Но затем на мгновение Харрис растерялся. Доккен возвращался наверх, а так как Баррет требовал следить за ним, то логично было идти следом. Но в тёмном проёме коридора появился Катков и шёл он не к нему, а в противоположную сторону. Тогда, решив, что полицейский может подождать, первой целью Харрис определил Каткова. Тем более что нужно было поторопиться, потому что русский удалялся.

Накрыв полой куртки затвор, Харрис бесшумно отправил патрон в ствол и переметнулся к противоположной стене. Отсюда видимость закрывала открытая дверь камеры, зато он приблизился к Каткову на пару метров. Русский не оборачивался, и создавалось впечатление, что он ничего не подозревает, тогда Харрис решился ещё на один рывок. Но тут вдруг тень Каткова метнулась от стены к стене, ярко вспыхнул и погас плафон под потолком, и Харрис словно ослеп. С досады он выстрелил вдогонку, но понял, что промахнулся. На железной лестнице загремели шаги убегающего Каткова. Уже не прячась, Харрис бросился следом.

Выхватив фонарь, он осветил уходящий вниз шурф и скрипнул зубами – о нём он даже не догадывался. Тогда, подсвечивая себе под ноги, он осторожно спустился на минус четвёртый уровень. Четвёртый казался гораздо просторней третьего, даже дышалось здесь свободней, хотя он был такой же чёрный, с неясными силуэтами подпирающих свод столбов. Луч фонаря выхватил желоб рельсовой узкоколейки, исчезающей в глубине холма, затем из темноты выплыл остов контейнера с ребристыми стенами. Харрис прижался к его холодному железу и выключил фонарь. Сместившись на пару шагов в сторону, он прислушался. Катков был где-то рядом. Затаился, боясь выдать себя неосторожным движением. В звенящей тишине, под высокими сводами даже шорох разносился будто в горах эхо. Так прошла минута, вторая, пятая… Но Катков никак себя не выдавал. Харрис понял, что так ничего не добьётся, и решил избрать другой путь. Он попытался вызвать Каткова на разговор.

– Кирилл, – тихо шепнул он в темноту. – Ты же меня слышишь?

Он прислушался, затем поднял пистолет на уровень глаз, готовый выстрелить на любой шорох или вздох.

– Может, поговорим? Нам ведь есть что вспомнить. Ты ещё не забыл, как нас спеленали тогда в Тромсё в камере для буйных? Признаться, я не ожидал, что так легко отделаемся. Но Баррет всё держал под контролем. Ты тогда догадался, что это я вырубил жирного копа. Правильно догадался. Он мне был противен с первой встречи. Должен был устроить так, чтобы это я тебя спасал от чёрных, а получилось наоборот. Где он только нашёл таких трусливых нигеров?

Харрис прислушался, затем прополз спиной по ребристой стене ещё пару метров и, нащупав угол контейнера, выглянул. Катков никак себя не выдал, и тогда он начал ещё раз:

– Ты, наверное, на меня в обиде за то, как я приложился тебе в грудь тогда, после уколов Филиппа? Забудь, это была просто дружеская оплеуха. Думаешь, я хочу тебя убить? Если я что-то такое и говорил, так это же так… потрепаться. И вообще я люблю повалять дурака, даже если это не сильно-то и нужно. Вспомни, как я упирался, когда мы приплыли сюда, на Вильгельма, хотя сам должен был тебя уговаривать здесь остаться. Но знал, что всё будет как надо, и не смог отказать себе в удовольствии подурачиться. А хочешь, я сам помогу тебе сбежать? Где-то здесь есть выход наружу, выходи, и вместе мы его за минуту найдём.

Харрису вдруг показалось, что он здесь один. Катков сумел ускользнуть, а он разговаривает сам с собой. От такого предположения стало не по себе. Он решительно включил фонарь и вышел на центр ангара. Впереди луч выхватил стену с дверями в жёлтую полоску и предупреждающими об опасности молниями, позади рельсы, уходящие в обе стороны, куда только доставал глаз. Нет, не мог Катков убежать! Расстояния не те, чтобы исчезнуть за те секунды, которые Харрис спускался вниз. Здесь где-то прячется!

– Кирилл, признайся, ты ведь догадывался, кто я? Когда это случилось? Тогда у магазина с этими дурацкими чипсами? Или ещё раньше? Может, тогда, когда так неожиданно встретил у собора Баррета? А я говорил ему, что здесь мы переигрываем, но он торопил, говорил, что тебя надо направить в нужное русло. Спешил подсунуть тебе приманку. Он никогда не воспринимал тебя всерьёз, а я знал, что с тобой так грубо играть нельзя. Ты смышлёный и ещё себя покажешь.

Харрис приблизился к одиноко застывшей на рельсах платформе. Он представил, где бы сам спрятался на месте Каткова, и понял, что лучше места не придумать.

– Кирилл, это не может продолжаться до бесконечности. Скоро здесь всё оцепят солдаты, и ты снова окажешься там, откуда сбежал. Рядом, в соседнюю келью, упрячут Доккена, и вы будете с ним перестукиваться в перерывах между допросами. А так как Тейлор уже улетел, то проводить их буду я.

Вдруг за спиной отчётливо брякнул и покатился камень по бетону. Харрис резко обернулся, и прежде, чем понял, что перед ним продолговатая тень подпирающей потолок сваи, успел в неё выстрелить. Но не упала ещё, кувыркаясь, дымящаяся гильза, как Харриса внезапно осенило – его обманули! Он попался на детский трюк с брошенным за спину камешком. Черкнув обратно лучом фонаря, он увидел рядом с собой замахивающегося Каткова. В руках у русского блестел тяжёлый разводной ключ, которым завинчивают гайки на колёсах железнодорожных вагонов. Харрис рванул пистолет навстречу и вдруг понял, что не успевает…

Говорят, что в такие мгновения перед тобой пролетает вся жизнь. Ничего подобного у Харриса Озолса не было. Сноп искр из глаз, мерзкий хруст раздробленных костей, вонзающихся в мозг, и пустота.

Подняв выдержавший удар о бетон фонарь и освещавший узким лучом всё ещё подёргивающиеся пальцы Харриса, Кирилл повёл им вокруг, разыскивая вылетевший из рук латыша пистолет. Далеко улетел, через оба рельса узкой железнодорожной ветки. Одной стороной узкоколейка упиралась в ворота, от которых веяло холодом и ползущим по полу сквозняком. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что в той стороне выход к причалу, а вот другая сторона манила своей неизвестностью. Рельсы уходили в темноту, вглубь холма, скрываясь за плавным поворотом тоннеля. Как и предупреждал Доккен, в том направлении указывала жёлтая стрела на щите, закреплённом на одной из столбов. Весь он был исписан предупреждающими и запрещающими надписями. Кирилл постоял перед ним, водя по восклицательным знакам лучом, а потом пошёл искать снегоходы. Они оказались недалеко от входа, в кармане стены, отгороженном стальной сеткой. И здесь полицейский не обманул. Двенадцать снегоходов, все в отличном состоянии, каждый сверкал, отражая луч фонаря, как зеркало. На приборной панели табло GPS, индикаторы температуры, топлива, расстояния. Вдоль полированных бортов фирменные знаки с головами несущихся огненных драконов. Невольно залюбовавшись, Кирилл нажал кнопку запуска – и двигатель тут же откликнулся, оживляя огнями приборную панель. Мечта! Заманчивая игрушка для любого уважающего себя мужчины. Оседлай её и гони по снежной пустыне, никем не недосягаемый и свободный, словно птица. Беги, спасайся, мчись по бескрайним просторам до самой России! Кирилл улыбнулся, представив себя несущимся средь ледяных торосов, погладил круглые бока бензобака, затем решительно нажал кнопку, и двигатель послушно смолк – есть ещё нерешённые загадки. И самая манящая из них – уходящая в неизвестность узкоколейка. Там, словно в пасти прожорливого зверя, исчезали грузы прибывавших пароходов. Кто бы что там ни говорил, но их было слишком много для маленькой норвежской базы.