Казанцев мельком глянул на обработанное йодом операционное поле и протянул руку. Опытная операционная медсестра тут же вложила в нее скальпель. Потом она подаст зажим, потом ранорасширитель, потом промокнет стерильной салфеткой выступивший у него на лбу пот, и дальше все пойдет по кругу. Потом на рану ляжет последний шов, и операция закончится, и только после этого он начнет ощущать настоящее время.

Ему вдруг показалось, что, закрой он сейчас глаза, руки самостоятельно продолжат работу.

«Я еще думал, откуда Саша могла знать о том, что случится со мной, с Елкой, с этим мальчиком Костей. Она такая же сумасшедшая, как и я, – спокойно подумал Казанцев, ушивая разорванный сосуд. – При встрече обязательно спрошу, как она себя чувствует наедине со своими мыслями?»

Лицо Саши мелькнуло перед глазами, и он благодарно улыбнулся ей в пространство.

Если хирург улыбается, значит, операция прошла успешно, – по-своему истолковали улыбку Казанцева операционные сестры.

* * *

Ничего нет хуже, чем ждать и догонять, – давно заметили мудрые люди и старались все делать вовремя. Гранин ничего не хотел догонять, больше всего ему хотелось вернуться обратно в тот день, когда он познакомился с Ланой, и пройти мимо нее, как он проходил мимо тысяч женщин в своей жизни. В тот день его внутренняя программа неожиданно дала сбой, и он бездумно поступился своими принципами.

Он приехал на завод незадолго до обеда, встретился с администрацией и рабочими, выяснил их проблемы и пожелания. Заговорили о своем наболевшем: о низких зарплатах, об убитом транспорте, на котором им приходится изо дня в день добираться до завода, о столовой, где готовят обед из субпродуктов.

Зарплату он пообещал поднять сразу после модернизации цехов, транспортный парк он тоже сразу не обновит, но количество автобусов увеличит уже на этой неделе. Его короткий спич вызвал бурные аплодисменты.

И только со столовой он решил разобраться на месте, не откладывая на потом. Лана проводила его туда, сделала заказ и села за его столик. Слушая веселые комментарии о работе заводских поваров, он и сам не заметил, как съел малосъедобный обед. Он давным-давно так молодцевато не чувствовал себя. Вот он сидит в заводской столовой и флиртует с молодой, привлекательной женщиной. И тогда он решился и спросил, как может отблагодарить девушку за познавательную беседу, и получил неожиданный ответ – оценить обед, который она сама готовит. Роль «не мэра» тогда ему нравилась все больше и больше.

Гранин тяжело вздохнул.

– Маша, прости меня. – Гранин взял за руку сидящую рядом жену.

– Главное, чтобы Елка выжила, – тихо сказала Мария.

– Ты что говоришь такое? Она сильная.

– Максим, поезжай домой, и если тебя волнует только мое прощение, то считай, что я тебя простила. Ради Елки…

Она боковым зрением уловила, как открылась дверь, в коридор вышел Казанцев, и поднялась ему навстречу.

Казанцев снял маску, прижал к себе Марию и стал искать глазами Маргариту.

* * *

Из больницы Маргарита ушла задолго до окончания операции, когда с ощущением своей полной ненужности уже не было сил бороться.

Гранины молча сидели на скамейке в конце коридора, прямо напротив двери хирургического отделения. «Они нужны друг другу и дочери. Мария нужна еще и Казанцеву», – скользнула ревностная мысль, от которой Маргарите неожиданно стало неприятно. Костя Лапин с руками снеговика сидел чуть в стороне. Ему больше всего на свете нужна Елена Гранина. У него к ней чувство, возможно, одно и на всю жизнь. Когда-то она тоже думала, что у Хмелевского к ней чувство, одно и на всю жизнь.

И чего, собственно, она поехала сюда, зная, что толку от нее в больнице никакого. Хотела поддержать Казанцева, но оказалось, что у него уже есть поддержка.

Маргарита посмотрела на Гранину и устыдилась своих мыслей. «Отношения Казанцева с этой женщиной меня не должны касаться. Он имеет полное право на личную жизнь, и даже если эта личная жизнь связана с замужней женщиной, то это лишь их дело. Поэтому он так и всполошился, когда узнал о пропаже ее дочери. Бред, – оборвала себя Маргарита. – На его месте я бы повела себя точно так же». Маргарита тихонько спустилась вниз и покинула больницу.

«И не надо было приезжать сюда. И вообще, права Марта – надо перестать летать в облаках, не думать о Казанцеве и вернуться для начала в Заозерск».

Не думать о Марке не получалось. Почему-то вдруг вспомнилось, как она первый раз увидела его, стоящего у окна. И все те разговоры, и подвал, и… поцелуй, и ночь в музее, куда Казанцев пришел с Граниной… «Господи, почему у меня ничего толкового не получается в этой жизни?»

В три часа ночи Казанцев вышел на крыльцо больницы, вдохнул полной грудью свежий прохладный воздух и посмотрел на окна. Хирургический корпус спал. Приглушенный свет горел только на медсестринских постах. На улице в отблесках фонарей кружил первый мелкий снег. Пришла зима. Он почувствовал, как устал, от непривычного напряжения ныла каждая мышца. И тогда он подумал о Маргарите и разволновался.

* * *

О ночном происшествии с дочерью мэра Звонарев узнал сразу, как зашел в свою приемную. Он слушал причитание секретарши, чувствуя, как холодеет душа.

– Да не переживайте вы так, Петр Петрович. Лица на вас нет. Все ж, слава богу, обошлось.

Она заботливо налила в стакан воду, бросила туда ломтик лимона и подала Звонареву.

– Может, вам врача вызвать, – продолжала суетиться секретарь.

– Нет, спасибо. Я лучше сам съезжу в больницу.

Он вышел в коридор и сразу набрал номер Климова. И когда с пятого раза тот не взял трубку, он сел в машину. «Вот придурок! Ты у меня сейчас попляшешь! Да ты сам, гаденыш, в том подвале сгниешь!» Угрозы в салоне машины сыпались до самого дома Климова. Звонарев вышел из машины, даже не поставив ее на сигнализацию. Не обращая никакого внимания на заходящегося лаем пса, он быстро, почти бегом, скользя по примерзшей за ночь земле, поднялся на крыльцо и забарабанил в дверь. На лай собаки из сарая вышла женщина.

– Вам кого?

– Где Игорь?

– А вы, собственно, кто?

– Игорь дома?

– Дома. В дорогу собирается.

Звонарев без стука зашел в дом.

– Стучать не учили? – сделал замечание Климов и опустил на пол сумку.

– Придурок, дочь мэра – твоих рук дело? Ты представляешь, во что меня втянул? Да Гранин тебя самого закопает в том подвале!

– Если вы не станете меня задерживать, то не успеет, а иначе закопает вместе. Все ж веселее будет лежать.

Климов присел возле сумки, достал кожаный планшет и, убедившись, что загранпаспорт на имя Владимира Константиновича Шепеля и билет до Варшавы на месте, положил его обратно.

– Ты зачем это сделал? – устало спросил Звонарев. – Лично я тебя о чем просил?