– У нас есть способ.

– Надеюсь, после его применения моя голова не станет собственностью похоронного бюро.

– Конечно, нет. Задерните, пожалуйста, шторы, мистер Клифтон.

Кабинет погрузился в глубокий сумрак. Капитан Куимби щелкнул тумблером, на глухих шторах, оказавшихся превосходным экраном, появился яркий прямоугольник, а потом кинопроектор застрекотал, на шторах заплясали цифры и зигзаги, сменившиеся строгими буквами:

На экране появился самолет, похожий на винтовочную пулю с широкими крыльями и коротким хвостом. Было понятно, что это не настоящий самолет, а модель, снятая на фоне несущихся облаков.

– «Гром-птица». Межконтинентальная ракета, управляемая двумя пилотами, – сказал капитан Куимби. – Построить ее пока не удалось.

«Гром-птицу» сменил аэрофотоснимок поля, окруженного колючей проволокой. На поле стояло несколько ангаров.

– Стартовый стол ракеты «Фау-4», – объяснил капитан Куимби. – Сейчас работают по Лондону, но вообще хотят целить в Америку.

Кинопроектор щелкнул и кадры побежали быстрее, так что мистер Клифтон не успевал хоть что-то хорошенько рассмотреть. Люди в белых халатах сменялись гигантской сферической бомбой с двумя стеклянными окошками, титаническая пушка уступала место кубической поленнице из металлических чушек, бегали чумазые моряки, суетливо толкались продолговатые бактерии.

– Я перемотаю до нужного места, – пояснил капитан Куимби.

На экране появилась надпись: «ШЛЕМ ФЕНРИРА ОБЪЕКТ № 2 (ЛАБОРАТОРНАЯ СЪЕМКА)»

Субтильная женщина, пристегнутая широкими ремнями к деревянному стулу. На ее голову надета пехотная каска, в которую вставлены стеклянные трубки, обвитые толстым медным проводом. Она непрерывно трясет головой. Глаза ее разъехались в разные стороны, как у хамелеона, следящего одновременно за двумя целями. Изо рта свисает язык, подбородок блестит от слюны.

Та же самая женщина, но уже одетая в платье по моде тридцатых годов, легкомысленную шляпку и перчатки, сидит за столом в компании трех крепких мужчин. Идет карточная игра, на столе стоят пустые пивные кружки, сложены аккуратными стопками монеты и банкноты. Сосед слева возбужденно что-то доказывает ей, тыча карандашом в разлинованный блокнот. Сзади к столику подходит официант и что-то быстро шепчет ей на ухо. Женщина замирает, будто потрясенная внезапной идеей. Поверх картинки появляется надпись: «ИНИЦИАЦИЯ». Стоп-кадр, крупный план: выпученные глаза женщины. Затемнение.

– Сейчас будет много мяса, – предупредил капитан Куимби.

Мистер Клифтон, не отрываясь от просмотра, налил из графина стакан воды. Стекло звякнуло о стекло.

– Вот черт, – сказал он. – Это не постановка?

– Реальные кадры. Наши эксперты многократно проверили, – ответил капитан Куимби. – Как вы думаете, откуда столько крови?

– Удар ножом в сонную артерию, – ответил Клифтон.

– У Объекта не было ножа.

– А что же тогда? Карандаш?

– Карандаш торчит в ухе у ее соседа справа. Сейчас увидите… Вот он.

– Ага, верно. Неужели руками?

– Голыми руками.

Капитан Куимби выключил проектор, и стало темно. Лязгнула дверца сейфа.

– Это единственная запись ульфа в действии.

– Ульф – что это значит?

– Ульфхеднар – оборотень. Живет себе такая тихая женщина, работает машинисткой в министерстве, а потом – раз! – и несколько трупов.

Капитан Куимби раздвинул шторы и открыл окно. В комнату ворвался влажный ветер с залива.

– Аппарат для перекачивания личности появился у немцев в конце тридцатых. Кодовое название: «Шлем Фенрира». Они похищали американцев, выкачивали из них воспоминания, а потом убивали. Немецкий агент, профессиональный диверсант, получал внешность и копию личности убитого.

– Звучит очень… фантастично, – сказал мистер Клифтон.

– Да, звучит. Но это факт. Эти люди – настоящие оборотни. Они живут среди нас, работают на заводах или в министерствах, служат в армии, делают карьеру. Они могут пройти любую проверку на детекторе лжи, укол каллокаина или тиопентала натрия не выявит прячущуюся в погребе личность диверсанта. Они рассыпаны по Америке, и мы не знаем их имен.

– Вы называете их оборотнями, – сказал мистер Клифтон. – Но каким образом они оборачиваются?

– К этому я и веду, Клифтон. Ульф может прожить всю жизнь, не раскрывшись. Ему нужна инициация, сделать которую может единственный человек, которого мы называем Ловкач. Как именно происходит инициация, мы не знаем, но предполагаем, что это какое-то кодовое слово. Но точно известно, что инициировать ульфа Ловкач может только при личной встрече. Убьем Ловкача – обезопасим себя от его ульфов.

– Как я понимаю, на ужине с Президентом будет оборотень? – спросил мистер Клифтон.

– Да. Один из приглашенных на ужин – ульф. Это единственный ульф, которого мы знаем.

– Секретная служба не может подвергнуть Президента такой опасности.

– И не подвергнет. Мы заменили немецкого ульфа нашим агентом. По пути в Америку наш агент продублировал личность ульфа, вернее сказать, личность американского солдата, за которой прятался диверсант. Теперь, когда Ловкач инициирует ульфа на встрече с Президентом, он получит не своего, но нашего бойца, который натаскан на ликвидацию инициатора. Надеюсь, я понятно объяснил?

– А куда делся немецкий ульф?

– В настоящий момент он направляется в наш филиал, расположенный в Риверхеде. Его сопровождают наши специальные агенты, а сам он погружен в наркотический сон.

* * *

Он спал и спал, шли часы, дни, годы, столетия, а он всё никак не мог выспаться, как невозможно напиться холодной водой после десятикилометрового кросса с полной выкладкой…

– Вставайте! Приехали! – сказал мужской голос, и кто-то подергал его за рукав.

– Пить! – сказал Питер Хаммер, открывая глаза.

Мир вокруг него спешно застраивался, собирался, наполнялся вещами и людьми. Предметы обретали объем и краски, лица вылеплялись и обрастали мелкими деталями. Перед ним стоял мужчина в кожаной куртке и форменной кепке, солнечное пятно на его лацкане сконденсировалось в металлический значок в виде бегущей гончей, и Хаммер сообразил, что перед ним водитель автобуса. Между верхней коечкой цепеллина из Дорчестера и этим автобусом лежала мутная тьма.

– Пить! – повторил Хаммер.

– Нет, дружище, это не ко мне, – усмехнулся водитель. – Выходи, конечная.

– Где мы? – спросил Хаммер.

– Наклюкался, да? Увольнительная? Понимаю. Это Центральный вокзал.