Радько и кладёт мне на ладонь миниатюрную катушку с магнитной проволокой.

Пора начинать собирать материалы на всех участников исторических событий.

— Ну что, — кивает Михалыч. — Идём дальше? Пошли, а то у меня ещё рандеву в Москве.

— С кем это? — интересуюсь я.

— С девицей, с кем же ещё, не с мужиком же…

С Лимончиком всё происходит иначе. Радько нависает над ним, как скала, хрустит, разминая шею, а потом со всей дури бьёт в тыкву. Тыдыч!

Стул, на котором сидит дед Назар, опрокидывается и тот летит на пол. Его тут же поднимают, усаживают и, несмотря на вопль «Не бей, начальник!», повторяют всю последовательность действий.

То есть, как я понимаю, Михалыч сначала хочет получить удовольствие, а потом уже достигает поставленные цели.

— Чего надо, начальник⁈ — голосит Лимончик. — Не бей!

Надо признать, что сценический образ Михал Михалыча получается ярким и максимально убедительным.

— Бэлин… — с сожалением произносит он. — Ты чё, уже всё? Сдаёшься что ли? Западло, реально, даже кайф не поймал, как следует. Ну давай, рассказывай про Бурбонскую лилию. Или бубонная она? Хотя, мне похеру, говори. Слушаю…

И… обалдеть… Лимончик говорит. В целом историю ограбления вдовы Алексея Толстого я смутно помню. Знаю, что эта брошь принадлежала фрейлине Марии Антуанетты. В ограблении участвовал Толя Бец Котовский, это всем известно. Его, я так понимаю, уже взяли, выследили через любовницу и скрутили, когда они вызвали фейковое такси, почти как «Такси на Дубровку заказывали?». Он тогда, как Керенский был переодет в женщину. Если не взяли, то ещё возьмут. Хронологию я не помню, конечно.

Бец этот смылся, насколько я помню, где-то в Баку. Виртуоз. Обвёл всех вокруг пальца и дал дёру. Артист тот ещё. Вышел в спортивном костюме с мусорным ведром в руке и прошёл мимо оперативников, пока в хате его девушка имитировала родильные схватки.

Потом его грохнули менты. Или ещё грохнут. Неважно. Наводчицу, кстати, тоже грохнут, но во Франции. Тоже тёмная история. Девчонка лет девятнадцати вроде, связанная с одесскими ворами, гражданка Франции, жена какого-то довольно важного француза. Самое интересное, что лилия навсегда исчезла и нигде больше не всплывала. А тут, на тебе…

Но Лимончик говорит совсем не об этом. Этого всего он якобы не знает и не догадывается о приключениях лилии до того, как она попала к нему.

— Я получил брошь в форме геральдической лилии, — с энтузиазмом сообщает дед Назар, — от ташкентского вора в законе Матчанова Фархада Шарафовича, известного в криминальных кругах под именем Ферик Ферганский.

Нет, ну что за муфлон, а? Это я про Лимончика.

— В качестве уплаты по карточному долгу.

Почему-то я уверен, что это полная хрень. Просто, раз уж увяз сам, он хочет и Ферика утопить. Не доставайся же ты никому!

— Хорошо играете, по-крупному, — смеётся Михалыч и поворачивается к ассистентам. — Купание. Клиент не так уж и плох, как я сначала подумал. Ферик Ферганский и карточный долг, да? Ну, хорошо. Мне нравится. Хочу ещё версию.

Дальше следует то же, что недавно происходило с Кухарчуком — пол, тряпка, вода.

— Я скажу, скажу! — орёт Назар после второго раза.

— Конечно, скажешь, — соглашается Радько. — Но тебе ещё придётся меня уговорить, чтобы я согласился послушать.

В общем, ещё через пять минут оказывается, что лилию дал Кухарчук, а ещё через пять всплывает имя некоего Михея Бакинского. Я не выдерживаю и прекращаю наблюдать за допросом. В конце концов, мне нужен результат, а не процесс. И результат не заставляет себя ждать.

— Ёлки-палки, что за народ! — сетует Михал Михалыч. — Пяти минут продержаться не могут. Я даже телефон не успел применить, представь. Поехали, кстати. Сказал, отдаст документы. Не может он, видите ли, терпеть этих чудовищных мучений. Слабак.

— Отдаст? Хорошо. Где и когда?

— Сейчас, ёптить, — ржёт Радько. — Давай, свистать всех наверх. В Крылатское надо ехать. Вернее, в Нижние Мнёвники. Это деревня какая-то на острове. У него дом там. Только я-то уже не поеду, у меня свои дела имеются.

— Нет, Михал Михалыч, придётся с нами сгонять. Твой грозный вид, думаю, убережёт нашего парня от необдуманных поступков.

Покуражившись, он соглашается.

Я распоряжаюсь, чтобы всех конторских переписали, сняли показания о том, что они не знали, о неофициальном статусе операции и взяли подписки о неразглашении. Потом их нужно вывезти к метро и отпустить. Бандосов просто отвезти подальше и выбросить. Главное, чтобы они не видели, и не смогли вычислить, где находится база.

— Давайте им глазки выколем, — со смехом предлагает Радько.

Лимончика с мешком на голове и браслетах на руках, забрасывают в «буханку». Парни забираются внутрь и рассаживаются на лавки вдоль бортов. Я с Лёхой тоже. Наши лица скрываются за балаклавами. Только Михалыч и водитель сидят с открытыми лицами.

Мы выезжаем.

Когда приближаемся к Мнёвникам, я подаю сигнал и с Лимончика снимают мешок. Он садится на полу и внимательно нас осматривает.

— Давай, куда здесь? — окликает его майор. — Показывай. И не забывай, что мы с тобой ещё с полевым телефоном не успели развлечься. А это дело очень интересное и весёлое.

— Через мост, — хрипит Назар, неловко приподнимаясь и опираясь о перегородку.

— А ещё есть мосты? Как тут вообще?

— Нет, — отвечает он. — Это остров. Езжай-езжай, прямо на мост.

— Чё за херня… — ругается водитель. — Ремонт какой-то… Чё это за мост вообще⁈ Башни какие-то.

С левой стороны от моста действительно виднеются башни, квадратные в сечении и выглядящие по-сталински монументально. Справа тоже имеются такие, но чуть подальше. Их видно плохо из-за установленных на мосту строительных конструкций. На правой стороне установлены стрелы подъёмников и подвешены строительные леса, свисающие вниз, за перилами. Правая полоса закрыта, поэтому водитель выезжает на встречку.

— Тут шлюз, — поясняет дед Назар. — Гидроузел.

Он оглядывается и снова внимательно смотрит на нас, сидящих вдоль бортов солдат удачи.

— А что за форма на вас?

— Спецназ, — отвечает Михалыч.

— Странные вы какие-то.

— Чем же странные?

— Да методы несоветские у вас…

Михалыч начинает ржать.

— Ну да, — говорит он, отсмеявшись. — А у тебя самого типа советские?

— Я, — качает головой Назар, — другое дело. Я вор… За мостом направо. Вон там впереди.

— Сюда что ли? — удивляется водила.

— Да.

— Так тут дорога херовая… Вообще нет, считай. В снегу вон всё…

— А я-то что могу? Поезжай.

По металлическим бокам «буханки» звонко хлещут ветви разросшихся клёнов. Мы проезжаем через лесопосадку и оказываемся на небольшой улочке с тремя домами. Ощущение такое, будто мы в настоящей деревне, и только башни канала говорят о том, что мы всё-таки в Москве. Я припоминаю какие-то истории из девяностых… Элитный клуб или что-то такое… Надо будет подумать о том, чтобы прикупить здесь пару-тройку домишек.

— Первый дом, — неохотно говорит Назар.

«Буханка» останавливается. Мы выходим и держимся так, чтобы Назар был окружён плотным кольцом.

— В доме есть кто? — спрашивает Михалыч.

— Нет.

Мы проходим через незапертую калитку во двор. Дом старый, покосившийся, из чёрного от времени дерева. Останавливаемся. Трое парней идут его осматривать.

— Ключ под ковриком на крыльце, — сообщает Назар.

Мы стоим и ждём. Через несколько минут ребята выходят.

— Чисто!

— Туда, — показывает Назар пальцем на небольшое строение в задней части участка, такое же чёрное, как и дом.

— Не в доме значит? — уточняет майор Радько.

Нет конечно. Какой ещё дом! Всё самое главное должно происходить в бане. Классика.

— Ну, где тут у тебя?

— Сейчас…

Мы заходим в небольшой предбанник. Тут, судя по всему, обычно раздеваются и проходят в помывочную. Я заглядываю, ничего особенного, баня, как баня. Лавка, тазы, веник. Видно, что давно не использовалась. Кругом копоть и пыль. Из помывочной ведёт дверь в парную. Печь топится со стороны предбанника. Сама она в парной, а доступ к топке здесь. У дальней стены, рядом с печкой сложены берёзовые дрова.

— За дровами тайник, — кивает Назар. — Там шкафчик.

Один боец подскакивает к этой поленнице и начинает сбрасывать дрова на пол, и пол в одно мгновенье заполняется чурками.

— Мы тут ноги переломаем! — кричит Михалыч. — Кидайте наружу!

Я поднимаю голову. Под потолком тоже размещены дрова на длинных подвесных полках. У меня возникает смутное беспокойство. Назар стоит на пороге, в дверном проёме, ведущем в помывочную, а ребята разбираются с дровами не обращают на него внимания. И только я в этот момент смотрю на него. Я стою рядом с ним и не выпускаю из поля зрения. Он неожиданно делает шаг назад,